медного самовара, хлебают чуть ли не живьем. Я так не могу, потому и жду, когда остынет, и нетерпеливо дую в стоящую передо мной глиняную кружку.
– Уф, – первым откидывается от стола Леший. – Благодарствую, Виюшка, за угощение. Мыслю, надобно мне первому сказ начать.
Прекратив жевать, мы заинтересованно уставились на блондина. Выдержав небольшую паузу, он начал:
– Как весть о Кощеевой погибели повсюду разлетелась, явилась ко мне Яга и говорит: мол, Кощеюшкина погибель – это только начало. Мол, далее всех нас, первых, изведут людишки, потомки наши неразумные. И вина, говорит, в том не их, а наша.
– Это в чем же наша вина? – возмущенно стучит кулаком по столу Вий. – Нешто в том, что породили племя сие неразумное? Так на то воля Создателя была.
– Вот и я то же Яге молвил, – соглашается Леший. – Она же знай свое твердит: мол отдалились мы от детей наших, бросили на произвол судьбы, а то и того хуже, предстаем пред ними в образах богов разных, порой мерзких, заставляем не нужные никому обряды совершать, а то и вовсе кровавые жертвы приносить.
– Неправда сие, – вновь перебивает Лешего братец. – Людишки сами на нас божественные личины вешают. Никто их насильно поклоняться не заставляет. Нешто ты, Леший, когда требовал, чтобы бортники, да охотники, да другие весяне тебе дары под елками оставляли? Да и нужны тебе те дары? А ты, братец Кощей, и вовсе золотишком за людские услуги расплачивался. А мог бы и так брать, коли бог.
Так как ничего ни о каких услугах, за которые расплачивался золотишком, не знаю, скромно молчу. А Леший продолжает:
– И я Яге то же самое твердил, да напрасно все. Надобно нам, молвит, личины скинуть да прийти к потомкам какие мы есть, каких нас Создатель породил. Мол, все беды людские оттого, что отдалились мы от них, не дарим им любовь родительскую. Ага, токмо нашей любви им и не хватает… Говорю ей: вон тати лесные кровушку купчишке заезжему пустили и рады, аки дитятки, веселой забаве. Вот и явись к ним с родительской любовью.
– А Яга чего ж? – вопрошает Вий.
– Дык молвит: сестрица моя Кострома любовь людям дарит, и они чтут ее за то и уважают. А ежели я старухой препротивной кажусь, то какая им от меня любовь? Сказала да и вышла к костру, вокруг которого тати пировали. Вышла как есть, сама собой.
– И чего? – снова нетерпеливо интересуется братец. – Подарила им свою любовь?
– Да чего-то не захотела, – отрицательно покрутил головой Леший. – Зато они не против были. Как увидели вышедшую из леса симпатичную молодку, аж рты слюнявые пооткрывали, глаза выпучили и руки к ней тянут. И такая любовь в их глазах запылала, что я сразу понял: будь на месте Яги обычная женщина, жить ей пришлось бы недолго, смерть ее ожидала лютая, а душа после такого не пожелала бы возрождаться.
– А Яга чего? – на этот раз интересуюсь уже я.
– А чего Яга? – повторил мой вопрос блондин, и тут же ответил: – Личину премерзкой старухи накинула да разметала душегубов метлой по кусточкам. Одначе помыслов своих не поменяла. Надо, молвит, не ей одной, а всем нам скопом с добром и любовью к потомкам явиться. А ежели, подобно энтим татям, не примут людишки добро наше, привить его им насильно, чтобы будущие поколения уже в благости родились и с благостью жили, не зная о существовании зла.
– Круто, – ухмыляюсь я. – Прямо как пиндосы с насаждением всеобщей демократии и общечеловеческих ценностей.
– Какие пиндосы? – вопрошает Вий, и Леший поддерживает его заинтересованным взглядом.
– Не знаю, – ни секунды не задумавшись, решаю тупить я, пожимая плечами. – Знаю, что есть где-то какие-то пиндосы, которые якобы навязывают всем, кто под руку попадется, свою точку зрения о добре и справедливости, а кто не соглашается, того бомбой… в смысле, тому голову долой. Вот только не помню, кто такие эти пиндосы и где обитают.
– На паству Исы похоже, – задумчиво говорит Леший.
– Давненько я о нем не слыхивал, – качает головой братец.
– Яге о нем напоминать не надо. А то вдвоем они такого наворотить могут… – красноречиво недоговаривает блондин.
– Так где Яга-то? – задаю интересующий в первую очередь вопрос.
– Откуда мне ведать, ежели ты сам нас с Вием из Мизгиревых тенет освободил?
– Как вы, кстати, в них оказались?
– Дык я ж к тому разговор и веду. Задумалась, значит, Яга крепко. Тут ее черный птиц и прилетел.
– Карлуша, что ли?
– Он самый. Принес весть о том, что ты восстал, Кощеюшка. Яга раз тебя призвать попыталась, другой… Ты поначалу молчал, будто и нет тебя вовсе. Потом вроде отозвался, но тут же прервал видение. Тогда она в твои владения и отправилась по небу на
