гендерные признаки или им размножаться не положено.
Смерть с возражениями на обряд, ожидаемо, не явился, так что еще час спустя смиренный брат Прашнартра канул в небытие, и пред людьми вновь предстал царевич Лисапет во всем блеске своей славы. В смысле — морщинистый как печеное яблоко, изрядно подрастерявший волосы и с шерстяным платком на пояснице под скромною серой рясой. Ну натуральный царь-надежа, е-мое!
Вернувшись в келью, столько лет бывшую моим пристанищем, я переоделся в дорожную сутану (с разрезами спереди и сзади да грузиками по подолу — щедрейший дар брата-кастеляна), разложил все, что не стал брать с собой, на топчане и приколол шилом на двери записку: «Дорогие братья, покидая обитель, оставляю свои пожитки вам. Берите и пользуйтесь, если кому чего надо».
Полюбовавшись результатом, я не удержался, макнул заостренный бамбуковый стержень в чернильницу и дописал: «Целую, царь», — после чего прихватил котомку со своими невеликими богатствами и со вздохом обвел взглядом келью еще раз.
— Как ни странно, а ведь буду скучать по этому месту, — пробормотал я себе под нос. — Не все было плохо.
Решительно отринув грустные мысли, я взял украшенный резьбой посох, врученный мне для чего-то настоятелем, и шагнул за порог.
Как говорится, «спешит дорога от ворот в заманчивую даль»[1].
Ну а если называть те же вещи банальной прозой, ждет нас долгая дорога бескайфовая.
Из монастыря мы отбывали без всяческой помпы — просто очередная группа богомольцев, тихо прибывшая по своим делам, столь же незаметно монастырь и покидает. Если, конечно, термин «незаметно» вообще можно применить к четырем десяткам хорошо вооруженных крепких мужчин.
На выходе из жилого крыла меня перехватил князь Тимариани. Решил, не иначе, что заблужусь или сбежать попробую.
— Ваше высочество, — чуть поклонился он. — Все готово к дороге, мы ожидаем только вас. Гонца к главному министру послали, но с припиской, что надежды уговорить не теряем, к князю Ливариади письмо я отправлю завтра поутру.
— Это правильно, незачем гонцам про дела друг друга знать, — согласился я, постукивая посохом по плитам двора. — О чем не знаешь, о том и не разболтаешь. Насколько раньше нас они прибудут?
— Если мы будем двигаться с обыкновенною скоростью, то на два или три дня гонцы нас опередят. Хотя, если вы пожелаете, мы можем сесть в Тассе на барку и добраться до столицы по реке, с бо?льшим комфортом, но и с бо?льшей задержкой по времени.
— Там разберемся, верхами или плотами. Как ситуация сложится. — Я не стал загадывать на будущее. — Надеюсь, лошадку мне смирную подобрали? Не в тех я годах, чтобы верхом на лихом коне гарцевать.
— Да, ваше высочество. Купили кобылку у одного из местных князьков перед подъемом на взгорье — он ее для своей дочери в конюшне держал. Смирная животинка с очень плавным ходом.
— Из своих конюшен тащить что, пожалели?
— А зачем? — искренне удивился Зулик. — Приличную лошадь разве что совсем уж в предгорьях найти тяжело, не слон ведь или еще какая диковинная зверюга. К чему ее за собой через всю Ашшорию было волочь?
— Логично, — согласился я. — Не слон и даже не тыгыдымский конь.
— Какой конь? — живо заинтересовался князь. — Никогда не слыхал о такой породе.
Пришлось ему рассказать этот анекдот. Князь ржал так, что лошади могли от зависти сдохнуть. Эх, как же мало местным для счастья надо…
— Тыгыдым, тыгыдым, тыгыдым… — повторил он, утирая выступившие от смеха слезы. — А я все ломал голову, как жеребенка назвать. Новую породу скакунов вывести пытался, свел кобылицу-сиглави с шехамским иноходцем, а выродилось что-то несуразное. Решено — будут его Тыгыдымом звать!
— Знатное имя, — хмыкнул я. — А мою лошадь как именуют?
— Так, как будет угодно вашему высочеству.
Это мне показалось или он на миг замялся перед ответом?
— Что же, прошлый хозяин ее вообще никак не называл?
— Ну отчего же? Наверняка называл… как-то. Вот она, кстати.
Мы вывернули из-за угла, и взору моему предстала расположившаяся ко мне филейной частью тонконогая кобылица мышастой масти, с темной гривой, таким же хвостом и идеально круглым пятном на… В основании хвоста, короче.
В общем и целом обращенная ко мне лошадиная, хм, корма напоминала известный по сказке про дедку и прочих его домочадцев корнеплод с роскошной ботвой.
— Ну надо же, — усмехнулся я, разглядывая открывшуюся мне картину. — Натуральная репка.
