похолодел: с той стороны густо лезли вопящие мусульмане, сметя жидкий заслон из матросов и нескольких рыцарей. Вот рубится один из них, но арабы одолевают, и вскоре тамплиер скрывается под грудой копошащихся тел. Миг – и оттуда вылетает отрубленная голова, падает ему под ноги. А дальше уже оглядываться было некогда – и здесь началась рубка. Кривые мечи, короткие пики, круглые щиты. И распяленные криком рты, изрыгающие богохульства.
Алекс медленно пятился назад. Не было никакой возможности удержать визжащую, орущую толпу, машущую сотнями мечей в одиночку. Экипаж уже был практически вырублен, и мусульмане явно готовились праздновать победу… Плохо умирать так…
– Посторонись, друг.
Слав? Он ещё цел?! Рука, поднятая для удара, остановилась, потому что перед ним была затянутая в доспех спина Дара. Тот спустился по трапу, ведущему на кормовую надстройку, где спасались женщины и дети, заступил дорогу визжащей орде. Те вроде замялись, давая краткую передышку, а парень вдруг выхватил оба меча, затем рванул котту, и фон Гейер замер – он не видел подобного доспеха раньше…
– Ну что, твари вонючие, повеселимся? – громоподобным голосом рыкнул витязь на родном языке, и Алекс понял его – не зря столько времени они провели вместе.
А потом тамплиер только и смог прошептать: «Патер Ностер…»
Глава 13
Остановить обоерукого воина, то есть того, который бьётся двумя мечами сразу, может только точно такой же, владеющий давно и прочно забытым в Европе и Азии искусством, чего уж говорить о мусульманах, которые всегда уступали Западу во владении мечом? И Дар показал, что такое настоящий бой.
Молнией метнулся клинок вперёд, враг рефлекторно вскидывает щит, но меча уже нет перед глазами, зато второй уже проворачивается в его животе, даже не заметив кольчуги, – хвалёные дамасские клинки разлетаются на части, словно сделаны из гнилого дерева. Им не устоять против истинного славянского булата, который является прямым потомком древнего мифрила, из которого ковали себе оружие боги. Другой пытается нанести удар, но длинный и узкий клинок описывает сверкающий круг, проворачиваясь в натренированной кисти, и конец кривого меча отлетает в сторону, зато второй меч чётким выпадом, словно жалом змеи, входит в глазницу противника, и на краткое, но невыносимо жуткое мгновение показывает своё остриё из пробитого тюрбана, опоясывающего островерхий шлем. Очередной удар наносится точно в промежность, снизу вверх, и попытка отбить его парируется вторым мечом.
Сколько бы враг ни пытался, каким бы искусным он ни был, но он всегда будет опаздывать, потому меч в руках воина – его же защита, его же щит, а у противника лишь один клинок. И сходятся два лезвия вместе, и из отрубленной шеи бьёт вверх сочная прерывистая струя крови, которую по прежнему качает ещё не получившее приказ о смерти сердце… Отсечённые руки… Разрубленные щиты… Дурно воняющие внутренности, бьющиеся на скользкой от крови и желчи палубе… Кто-то поскользнулся и сбил темп нападавших, а воин в непонятном доспехе пользуется этой крохотной заминкой, чтобы достать сразу двоих арабов в выпаде, легко протыкая их щиты. И те опять застывают на месте – ну не пользуются нигде такими приёмами! Принят лишь рубящий удар!
А Дар вновь крутит колесо одним клинком, ставя перед собой защиту, отбивая летящие в него дротики и стрелы, а второй, словно жало змеи, собирает жертвы.
– Демон!.. Ифрит!!!
Жуткая улыбка освещает лицо витязя, и он на миг взбрасывает к небу скрещённые клинки и кричит громовым голосом на родной речи:
– Перун, тебе эта жертва!
И наливаются кровью глаза, и рука становится крепче и быстрее, ибо бог-воин услышал тебя, витязь, и жаждет чужих жизней.
Сверкающий круг перед Даром, образованный левой рукой с вращающимся в ней мечом, стал смещаться, разворачиваясь ребром к врагу. Зато теперь начинает петь песню ветра и второй клинок! Идеальная, просто нечеловеческая согласованность действий, отработанная долгими годами тренировок, когда едва клинок покидает одну область пространства, как это же место занимает второй… Лет через семьсот скажут, что это принцип циркулярной пилы… А тут – две, вращающиеся навстречу друг другу. И скорость такова, что мечи воспринимаются глазами как сплошной серебряный круг.
– Я пошёл, друг! – вдруг слышится в ушах фон Гейера, и застывший от ужаса тамплиер видит, как-один единственный рыцарь спокойно направляется в толпу, замершую почему-то на месте.
Хруст, визг, вой, брызги мяса, крови… И спокойное, неудержимое движение мясорубки в человеческом обличье вперёд, через
