– Слыхал я разные байки о ваших знающих… Как бы мне до неё доехать да полюбопытствовать насчёт кое-чего?
Свен мгновенно нахмурился – его благодушие как рукой сняло:
– Если из праздного любопытства едешь, то не стоит. Льот у нас с норовом, и можешь жестоко поплатиться за нескромность. Ну а если обидишь – пеняй на себя.
– Не обижу. Друг у меня остался там… – махнул Дар в сторону оставшейся за тысячи вёрст Европы. – Может, что скажет мне о нём? Отец Марка.
Староста отошёл от гнева – раз такое дело… Дружба всё-таки дело святое. Буркнул:
– Утром дорогу покажу…
Всю ночь Дар на лежанке в доме гостевом проворочался, не в силах вытерпеть. Она или не она?! Едва не ёрзал от нетерпения утром за столом, глядя, как неспешно викинг уминает форикол[59], отвлёк себя:
– Марку скажите, что завтра в путь отправимся. Как раз купец, что меня привёз, отходит. Со знакомым и возвращаться приятнее.
– Передам. Да и Гудрид легче будет, хотя прикипела за зиму к мальчишке. Он ей – что родной.
– Так пусть родным и будет. Обещаю, что, как отдых от учёбы воинской случится, – станет ездить к ней на побывку, коли не против та.
– Конечно, не против! Будь уверен.
…Натоптанная тропинка вилась среди бронзовых сосен, поднимаясь и опускаясь по склонам, пересекая ручьи и мелкие речушки. Хорошее место себе норги выбрали для житья! Наверняка свои края родные им эти горы напоминают… Пахнуло дымом. Хорошим таким. Мирным. Смолистый горьковатый запах сосновых поленьев, горящих в очаге. Выехал на поляну, где торчала из земли крыша. Ничем на дом славов и тех норгов, что в городе живут, не похожая. Тёсаные толстые доски, торчащие из дёрна. Внутрь ступеньки земляные ведут, досками подпёртые. Видать, в таких они у себя жили. Большущая поленница дров аккуратно сложена под навесом. Но… Мужчины здесь явно нет. Постоянного. Наверное, из града просители приходят, вот и отрабатывают. Столбы, промеж них верёвки натянуты, на которых… пелёнки сушатся… Сарай на сваях под продукты. Ещё один, где вялится баранина на ветру.
Спрыгнул с коня, что дал ему Свен, привязал к дереву. Спустился по ступенькам, постучал в двери. Не ответили ему. Снова постучал – молчат. Может, нет никого? Посмотреть? Толкнул сбитое из толстых плах полотнище – оно скрипнуло. Да открылось, показав сени. Дальше не стал заходить. Поднялся вновь на поляну, присел на лежащее рядом с крышей бревно. Внизу озеро блестит. Кажется ему или нет? Поднимается кто-то от него вроде бы… Она или не она? Через некоторое время рассмотрел крест- накрест повязанный платок через грудь и головку младенца. В руках девы – лохань с бельём. Постирушки ходила устраивать знахарка. Та поближе подошла, увидела коня, но, верно, узнала животину. Как-никак самого Свена жеребец, щедр старшина к гостю… Значит, хоть и чужой сидит, но явно из знакомцев.
Подошла, прищурилась чуток – Дар-то против солнышка сидел, – рукой от солнца прикрылась и ахнула – метнулся парень ей навстречу, лохань тяжёлую из рук выхватил да на землю поставил. Потом поклонился, выпрямился:
– Сказали мне в Нордлинге, что ты знающая.
Та нахмурилась:
– Свен как был треплом, так и остался им… Чего ты хочешь, слав?
– Узнать бы мне об одном человеке…
– О девице красной, поклоняющейся Распятому, что тебя по всей державе ищет?
– Мать…
Вот уж сильна… Никому, кроме брата и жены его, даже не заикался о свадьбе фальшивой. А Льот сразу… Между тем она продолжила:
– Если об отце сироты, что ты привёз, – жив он. Со здоровьем, правда, не очень. Но точно жив. И… думаю, увидишься вновь с ним…
Ого! Точно сильна…
– А о девице, что утешила тебя в прошлом году…
– О ней не надо…
Словно тень пробежала по лицу Льот, но тут же исчезла. Ничем не выдала себя знахарка. Зато парень убедился, что она это…
– Не хочешь – не надо. Было бы спрошено.
Отвернулась, сняла с себя платок, в котором малыш лежал, шагнула мимо парня к дверям…
