Я волчица.
На пороге я остановилась. Порог был каменным, истертым множеством ног, что его переступали и… уже никогда не выходили обратно. Уши различили слова песни. Голос Ткачихи был красивым и мелодичным, словно ручей, журчащий на солнце:
Красивый женский голос пел отвратительную старинную балладу. Мне уже доводилось ее слышать, правда несколько с иными словами. Певцам – в основном захмелевшим посетителям таверн – и в голову не приходило, что жестокая баллада досталась им от фэйри.
Я прислушалась, стараясь понять, есть ли внутри еще кто-то. Но оттуда доносилось лишь равномерное поскрипывание и пение Ткачихи:
У меня сдавило грудь. Я задышала ртом, как мне казалось – бесшумно. Протянув руку, я приоткрыла дверь.
Я ожидала скрипа ржавых петель, но дверь открылась беззвучно. Видимо, тихие петли – составная часть ловушки, завлекающей воров. Приоткрыв дверь еще шире, я заглянула в хижину.
И увидела просторную комнату с небольшой закрытой дверью в другом конце. Во всю ширину стен тянулись многоярусные полки, плотно уставленные… Казалось, тут было все: книги, раковины, травы, посуда, обувь, кристаллы, снова книги, драгоценности… С потолочных балок свисали всевозможные цепи, мумии птиц, платья, ленты, кривые ветки, нити жемчуга.
Лавка старьевщика, набитая скарбом, успевшим скопиться здесь за несколько тысяч лет.
Меня одолело любопытство, отогнавшее страх. Захотелось поскорее взглянуть на эту «старьевщицу».
В сумраке комнаты стояла громадная колесная прялка, потемневшая и потрескавшаяся от времени. За нею, спиной ко мне, сидела Ткачиха.
У нее были густые волосы сочного черного цвета, схожего с цветом оникса. Волосы доходили ей до тонкой талии и покачивались в такт движениям. Белоснежные руки ловко управлялись с нитью, наматывая ее на острое веретено.
Внешне Ткачиха казалась молодой. На ней было простое, но достаточно изящное серое платье, чуть поблескивающее в неярком свете, что лился из окон. А нежный голос продолжал выводить куплеты жуткой баллады:
Нить, скользившая по колесу прялки, была белой и мягкой. Похожей на шерсть… но частица моей прежней, человеческой личности сразу же поняла: никакая это не шерсть. Мне совсем не хотелось знать, откуда взялось волокно и кто превращал его в нити.
На одной полке в несколько рядов громоздились большие катушки ниток всевозможных цветов и толщины. А на другой, рядом с Ткачихой, лежали большие свертки тканей. Их она соткала на громадном ткацком станке, таком же древнем. Его очертания выступали из сумрака. Станок стоял возле холодного очага.
Сегодня у нее был прядильный день. А если бы я застала ее за ткачеством, она бы тоже пела? От свертков тканей исходил странный запах, густо пропитанный страхом. Он-то и подсказал мне ответ.
Волчица. Я – волчица.
Я вошла внутрь, старясь не задеть мусор, разбросанный по земляному полу. Ткачиха продолжала работать. Ее колесо весело поскрипывало, что никак не вязалось с леденящими кровь словами баллады:
Я внимательно разглядывала комнату, стараясь не слушать балладу.
Ничего. Ни одна вещь из этой бездны хлама не тянула меня к себе. Возможно, судьба смилостивится надо мной, и мне не придется разыскивать Книгу Дуновений. Иначе… проникновение в хижину Ткачихи вполне могло положить начало череде несчастий.
А Ткачиха продолжала работать, покачиваясь на низеньком стуле.
Я обшаривала глазами полки, потолок. Мне было отведено на поиски совсем немного времени, и оно стремительно утекало.
Может, Риз напрасно отправил меня сюда? Возможно, никакого его предмета здесь вообще не было или этот предмет давным- давно забрали. Такие шуточки вполне соответствовали натуре Риза. Решил нагнать на меня страху этим лесом, этой хижиной, дабы проверить, как откликнется мое тело.
Наверное, я слишком возненавидела Тамлина, если поймалась на уловку Риза. Похоже, я такое же чудовище, как и Ткачиха.