– Нашим?
– Твоим планам, дож, – уточнил Унмарилун.
Обычно, овладев Талой, Баладасте в изнеможении откидывался на подушки и тут же засыпал. Но в эту ночь сон к нему не шел. Его будоражили мысли о том, что до власти единственного повелителя Энды ему рукой подать. Эта цель манила его к себе с того самого момента, когда десять зим назад король фрей назначил его первым генералом своих войск. Власть была самым мощным из всех наркотиков, и ему это было отлично известно, потому что он был знаком с воздействием грибов и корней, которые у некоторых вызывали различные видения, хотя лично его всего лишь приводили в состояние неописуемой эйфории. Он не принимал отвар дьявольского гриба с тех пор, как стал дожем, и уж подавно он ему стал не нужен после того, как он разделил ложе с Талой. Мысль подчинить своей власти племена по обе стороны Илене по мере роста его могущества обретала все более отчетливую форму. Каждая одержанная им победа, каждый покоренный народ повышали и утверждали его влияние и преданность его солдат, часть которых была людьми без роду и племени, часть – выпущенными из тюрем преступниками. Тем не менее все они с готовностью служили вождю, лишенному таких качеств, как подобострастие и алчность, толкающих членов королевских семей на предательства и убийства собственных родственников. Он мечтал о создании новой, свободной и могущественной территории, расположенной между двумя великими реками, с которой пришлось бы считаться как фрей, так и гаута. Пока же главной его задачей была осторожность и недоверчивость. Он прекрасно осознавал, что у Гонтрана имеются свои информаторы и что малейшего подозрения будет достаточно, чтобы он уничтожил его без всяких колебаний. Лишь Унмарилун Эланоа был посвящен в его замысел, хотя и не до конца и лишь потому, что он в нем нуждался, при этом не доверяя ему ни капли. Этот барето был настолько беспринципен, что от него отреклось собственное племя. Тем не менее он располагал воинами, равных которым не было во всей Энде, к тому же преданными, как собаки. Грабители, убийцы, насильники, люди без малейшего представления о чести и совести становились под его знамя, чтобы дать волю своим самым низменным инстинктам либо просто потому, что им надоело блуждать по дорогам, как овцам без пастуха. Как бы то ни было, пока что это сотрудничество себя оправдывало, и Баладасте намеревался продолжать пользоваться им, пока оно не исчерпает себя до конца, а уж потом изыскать способ избавиться от него и его псов. Он вспомнил о Хранителе, которому, возможно, удалось ускользнуть от Койра, всадников Унмарилуна, и у него вырвалось ругательство. Кем бы он ни был, он был не единственным из Хранителей. Он лично знал еще одного. Баладасте уснул, поглаживая золотой медальон с четырьмя объединенными полыми сферами, с которым никогда не расставался.
Наконец-то барето смог отдохнуть, избавившись от мучительной боли, вот уже много ночей не позволявшей ему сомкнуть глаз. Тала долго прикладывала к его больной ноге холодные компрессы из глины, которые сама месила и меняла, как только они высыхали. Как ни странно, но даже когда она прикладывала и снимала компрессы, он почти не ощущал боли – возможно, потому, что под ее туникой из плотного шелка отчетливо угадывалась грудь, или потому, что, когда она на него смотрела, он встречался взглядом с глазами цвета крови раненого дерева. Ему понадобилось некоторое время, чтобы с содроганием узнать в них взгляд Исаки, как называли это существо старики из Лиги, селения, в котором он родился. О нем говорили, что оно сильное, как медведь, хитрое, как рысь, и свирепое, как самка, защищающая свое потомство. А также, что оно в два раза выше самого высокого мужчины, что оно способно изменяться, принимая любой облик, что временами оно появляется объятое языками пламени, а порой превращается в ледяную глыбу. Много зим назад, когда его еще не изгнали из клана, он пытался охотиться на Исаки в лесах Ларро. Некоторые уверяли, что это существо служит Богине, и на протяжении многих веков люди не оставляли попыток его поймать, потому что было поверье, будто его кровь возвращает к жизни умерших, а живых наделяет бессмертием. Впрочем, охотники неизменно возвращались с ужасными ранами или не возвращались вовсе. Вначале он насмехался над тем, что считал деревенскими суевериями, но вид почти оторванной кисти охотника, который, истекая кровью, вернулся в селение и поклялся, что на него напала Исаки, побудил его отправиться на ее поиски, чтобы доказать всем, что он является лучшим охотником и следопытом в округе. Он целыми днями безуспешно искал ее в горах, ущельях и лесах, пока однажды утром, проснувшись в пещере неподалеку от Священной Горы, не увидел ее прямо перед собой. Кровь застыла у него в жилах, потому что Исаки стояла в нескольких шагах, не сводя с него глаз. Он лежал на земле, а его меч был прислонен к скале, и ему нечем было даже защититься от этого существа, наблюдающего за ним с высоты своего роста. Он не понял, ни какого оно пола, ни как выглядит, потому что как зачарованный смотрел ему в глаза, не в силах отвести взгляд. Оно на него не нападало, а лишь предупреждало, что следует отказаться от дальнейшего преследования, если он не хочет попрощаться с жизнью. Унмарилун навсегда запомнил этот холодный взгляд цвета янтаря, в точности такой же, как у этой женщины, которой удалось унять его боль.
– Глупости! – громко воскликнул он.
Красавица Тала даже отдаленно не напоминала то ужасное существо, но он был убежден, что его первое впечатление было правильным, и он должен быть начеку, потому что она наверняка колдунья. Хотя, если начистоту, он не отказался бы от ее помощи,
