– Нас больше пятидесяти тысяч, вас – меньше десяти. Как умеют драться венеды и насколько хорош как полководец наш император, вы уже знаете. Он предлагает вам сдать оружие. Никакого плена! Отдавайте оружие, и можете идти куда вздумается. Офицеры остаются с личным оружием!
Расстрига повторил это несколько раз в разных вариациях, после чего вернулся. Через полчаса от стоящей в полной боевой готовности французской армии подъехали переговорщики – аж четырнадцать человек, причем комиссаров[52] среди них было пятеро.
В лагере Померанского приняли их весьма дружелюбно.
Нужно заметить, что французы оглядывались несколько… брезгливо. А как же – никаких шатров для офицеров, даже штабная палатка самого императора меньше, чем у иного французского лейтенанта. Для привыкшего к невероятной пышности Парижа зрелище и правда было достаточно убогое. Правда, когда они заметили безукоризненную чистоту и весьма добротную одежду солдат, лица приняли несколько иное выражение.
– Никаких ловушек и урона для чести, – повторил Рюген специально для комиссаров, – личное оружие остается у офицеров, знамена тоже ваши. Но вот пушки и иное оружие заберу. Я не хочу воевать с Францией. Все враждебные для меня договора заключали либо Бурбоны, либо их сторонники. Не думаю, что обычные французы жаждут проливать кровь за интересы свергнутой династии.
Дальше попаданец вплел в свою речь штампы из двадцать первого века. Там они были безвкусной банальщиной, здесь – глотком свежего воздуха, Истиной. А война Франции с Империей в период Революции – это явное Предательство Аристократии, задумавшей отвлечь народ от Преступлений Бурбонов. Сам же кайзер прямо-таки жаждет Мира и Дружбы с Великой Францией…
Пафос и пошлость зашкаливали, но речь была рассчитана на «пламенных революционеров», каковых, к своему изумлению, он обнаружил и среди офицеров[53].
– Ну и бред же, – сказал негромко квартирмейстер, когда французская делегация удалилась. Император фыркнул:
– А как слушали зато… Если они подобную ерунду воспринимают всерьез, то, может быть, ее воспримет и остальная часть французской армии? Честно говоря, не хочу драться с Францией всерьез, пусть лучше так…
– Может быть, – с явным сомнением протянул генерал, – но вся эта политика…
– На моем посту приходится быть не только полководцем, но и политиком, – флегматично заметил Игорь. – Да впрочем, иначе я бы и не залез так высоко. Так что собирай трофеи, да отходим. Франки сейчас на нас не должны полезть: даже по численности силы примерно равны, подкрепление там затребуют и прочее… Так что время и силы на Виттельбаха у нас есть.
глава тринадцатая
Обезоружив группировку врага, Игорь начал отступление, и вскоре к нему присоединились другие части, «гулявшие» по Эльзасу, принеся достаточно оптимистичные новости. Около восьми тысяч французов были убиты и где-то столько же – ранены. Потери венедов были вдесятеро меньшие, да и те по большей части из-за сверхскоростного марша и сопутствующих проблем.
Уходили уже не так поспешно: как бы ни повернулась ситуация, боя Померанский не боялся. Не хотел, это да – ПОКА экономическая мощь Франции превышала аналогичную в Империи едва ли не на порядок, да тут еще и Англия да местные «сепаратисты» вроде баварского Виттельбаха… В общем, в прямом бою французам ничего не светило, но боя хотелось избежать – большие сражения могут перерасти в Большую Войну, а начнись длительное противостояние, тут могут начаться проблемы… А против Англии и Франции одновременно… Рано еще.
А пока… пока есть шанс, что французы отойдут в сторону и сосредоточатся на других проблемах.
Вернувшись, Рюген приступил к осаде баварского лагеря. По сути, дел в данном случае у него не было – Фольгест справлялся вполне грамотно, и император просто сидел в шатре либо фехтовал. По какой-то неясной причине настроение у Игоря было скверным: казалось, что он что-то упустил, но вот что?
Пришли известия из Ольденбурга – Николич решительным ударом расправился с ганноверскими частями, сделав это буквально за несколько часов до подхода англичан. Но, по правде говоря, битву нельзя было назвать особо жестокой: ганноверцы откровенно боялись славян, и после трехчасового артиллерийского обстрела полки начали сдаваться. Впрочем, «вялой» битву могли бы назвать разве что венеды, чья артиллерия показала прямо-таки эталонную работу, сократив число ганноверцев почти на треть, израсходовав для этого почти весь наличный порох.
Возможно, немецкие подданные английского короля и проявили бы большую стойкость, если бы не два НО. Во-первых, Георг несколько заигрался, вытягивая все новых и новых солдат для своих колониальных войн. Так что после длительного падения уровня жизни и дичайшего оттока мужчин боеспособного возраста уровень патриотизма тоже упал. Во-вторых, ганноверцы прекрасно знали, что пусть в бою венеды не знают пощады, но вот к пленным относятся вполне гуманно, а перспективы поработать в шахтах и на
