Так, гоняя в голове ключевые тактические позиции, не заметил, как вышел на шкафут. Сразу ощутил другое дыхание океана. Сопоставил прокладку на штурманской карте со временем. «Ого! Почти три часа прошло! Значит, скоро будем на широте Новой Зеландии, потому так и тянет теплом».
После окраин Северного Ледовитого океана и стылых штормов южных полярных областей погодка просто шептала. Заметил, что ни один он тут такой – народ так и норовил лишний раз высунуться наружу: свободные от вахты и личный состав, всё ещё занятый наведением порядка. Вскинул голову – на фоке до сих пор ползали фигурки эртэсников.
День набирал силу, раздвинув облака и остатки ночного тумана, слепил солнцем, играя бликами на волнах. Сразу стали видны все пылинки, все неизбежные потёки ржавчины, находящие дорогу в трещинках краски, все огрехи, требующие помыть, подкрасить, подправить.
Тем не менее в лучах солнца посреди набравшей синеву воды, оставляя за собой тающую полосу кильватера, крейсер выглядел мощно и целостно, а если с высоты птичьего полёта, то наверняка просто великолепно.
Так и представил, как возносится вверх, охватывая взглядом океан, а вся внушительная сталь водоизмещения и архитектура надстроек корабля уменьшается по мере набора высоты, теряясь среди безбрежных просторов океана с округлостью горизонта.
Терентьев только сейчас проникся, как пустынно вокруг крейсера.
Как правило, любой поход, а тем более такого серьёзного корабля, всегда сопровождался повышенным вниманием потенциального противника: корабли стран НАТО в их зонах ответственности, облёты патрульными самолётами и, конечно, главные заводилы всего этого сборища – американцы. Хватало даже гражданских торговых посудин с любопытными капитанами.
«Идём и ни души, кроме нас. Не говоря о супостате, ни гражданца-торгаша случайного, ни траулера-работяги, ни сухогруза завалящего. Словно вокруг “Пети” – “Петра Великого” образовалась зона отчуждения. Поразительное одиночество! Н-н-да, воистину одиночество – удел великих. Или мы опять провалились в дыру во времени? Нет! Эфир по-прежнему голосит восьмидесятыми. В другое время в пяти-десяти кабельтовых параллелил бы “американец” – эсминец или фрегат, а то и того ближе, позволяя на интервале вполне различать заинтересованные лица. И обязательно назойливо жужжало бы что-нибудь летающее, строго по графику сменяясь в воздушном дежурстве.
При Фолклендах тоже, кстати, было не скучно на соседей. То аргентинцы пожалуют, то соглядатаи британские. И чилийцы в том числе. Но там остро чувствовалось напряжение войны, и никто кроме аргентинцев не рисковал подходить близко. Сейчас мы в Тихом. Американское что-то в классе эсминца недолго висело на хвосте – отстали. И “Нимрод” – англам быстро надоела эта слежка. У них война, им тратить на нас ресурс теперь не с руки. Но даже тут в полутора тысячах миль от военной заварушки, бритты держались словно за чертой, не смея пересечь границу зоны действия ПВО. Крейсер для Royal Navy по-прежнему оставался пугалом, но не пассивно-огородным, а с конкретной двустволкой на любую ворону. Или кем там они себя мнят – ястребами, орлами? Ну, пусть их».
Со стороны юта засвистели турбины вертолёта, накручивая обороты на взлёт, пока хлюпающий свист лопастей не достиг пика подъёмной тяги. А следом короткими-условными завыла сирена, ожила корабельная трансляция, фок-мачта очистилась от копошащихся людей.
Терентьев тоже направился внутрь – по готовности включат локационные установки, при работе которых выход на палубу запрещён.
Может, эта пустынная безбрежность океана мнимая, но успокоила. Поверилось (да и просчитали), что до острова Пасхи так и будет – никого. Решил уделить внимание быту, отправившись к офицерскому камбузу. Заодно там где-то находилась каюта под парикмахерскую.
Теперь сидел, слегка парясь под синтетической накидкой, с непритязательным скептицизмом разглядывая своё отражение в незнакомом зеркале. «Наши зеркала к нам привыкают. И мы к ним. И они нам врут». Самому ему до этого удавалось всё время стричься на берегу, и здесь он был впервые. Оказывается. «А думал – облазил весь крейсер».
Больши?м зеркала?м не место на боевом корабле, и это, не дотягивающее по ребру и до метра, отражало на него всю правду- матку, о недосыпе последних нескольких суток и о, как ни крути, уже полновесных сорока шести.
«Зато похудел – килограммов на пять-семь как минимум, на брючном ремне пришлось новую дырку колоть».
Матрос-срочник, который сейчас сопел над его головой с машинкой, сказал, что сюда ходят только офицеры и мичмана?. Рядовой состав стриг себя сам – невелика наука. Да и тут было не бог весть какое оборудование – на уровне «эконом» на районе в подвальчике». Скупо, по-мужски, по-военному.
– Не «модельные» на бигуди наматывать, – улыбчиво ответил на это его замечание матрос, который отложил машинку и теперь быстро щёлкал ножницами под расческу.
