плети.
– Ну, точно, кирка, клянусь Сварогом!
Подросток без разбега нырнул и через некоторое время показался на поверхности омута, держа в руке какой-то непонятный предмет – длинный, железный, ржавый. Кирка. Обычная римская кирка, коей рабы, преступники или просто охочие до заработка люди долбили в каменоломнях породу.
– А вон еще одна! – метров через двести доложил Милослав. – Прямо, княже, у кусточков лежала, во-он на той тропке.
По всем правилам охоты за табуретками (сиречь, за сокровищами) Радомир должен был бы чувствовать сейчас некий азарт и даже душевное томление, однако ничего подобного не ощущал, в чем, по некоторым причинам, не видел ничего странного.
А вот Хильда кое-что странное заметила: попросив мужа чуть задержаться, кивнула на кирку – ту, первую, которую зачем-то привесила к луке седла:
– Глянь-ка, милый. Князь скосил глаза:
– И что? Кирка, как кирка. Старый ржавый обломок.
– Ржавый? – прищурилась женушка. – Ржавый, да не тот. Обломок этот ведь в воде лежал, верно?
– Да, в омуте. Ты ж сама видела, как Горшеня достал.
Хильда усмехнулась:
– В воде долго пролежал, а слизью зеленой не покрылся. И ракушками не оброс. Нет, милый, не так уж и давно обломок этот в водицу бросили, да еще так, чтоб с берега заметен был. И ту лопату, что отыскали – тоже, будто специально кинули, словно бы кто- то путь нам указывает… Заманивает?
– А не показалось тебе, родная? – покачал головой князь.
– Да нет, не показалось. Ты ж знаешь, мне никогда ничего не кажется, и видение в жизни было одно – ты, милый. Я тебе рассказывала, помнишь?
– Конечно, помню, родная.
– Ну, поезжай вперед, вместе с нашими, я же чуток поотстану… Да не пугайся, не очень-то далеко, да и не одна буду – данов с собой возьму, отроки они веселые, верные.
Радомир задумчиво повел плечом:
– Делай, как знаешь. Только сильно-то не отставай, милая. А в помощь к данам близнят возьми – у них тоже глаза острые.
Охотники за могилой неспешно продвигались вниз по течению Савы-реки, Радомировы люди – по левому брегу, гунны Сарганы – по правому. Те тоже отстали, как вот и Хильда… или она специально так поступила, Саргану-воительницу из виду не упускать? Наверное, так.
Впереди, на излучине, показался пологий утес, поросший невысокими деревьями – редколесьем – рябиною, ивою, вербой. Обычный утес, каких по берегам любой здешней реки – сотни, а то и тысячи. Тут же, ближе к реке, в травке шелковой – ромашки, колокольчики, желтая россыпь купавниц, а меж вербами – трехцветные луговые фиалки. Вокруг порхали пестрые бабочки, проносились голубые сверкающие стрекозы, а вот протарахтел сбитым бомбардировщиком неповоротливый майский жук.
Тут ее и нашли, пещерку. Небольшую такую, узенькую, длинную, темную. Не пещерка даже, а лаз, ход подземный. И ход этот во глубине утеса в железную дверь упирался! Домаш, ход обнаруживший – детина изрядный – хватанул было по двери секирой, только искры посыпались. А двери-то – хоть бы хны, даже не дрогнула.
– Стой ты, стой, черт! – выругался, нырнув следом в лаз, князь. – Подожди, тут присмотреться, подумать нужно. Иль про злое заклятье забыл? Кто могилу Аттилы откроет, тот проклят будет, и род его, – аж до седьмого колена.
– Ой, – запоздало смутился Домаш. – И то верно, княже.
– Ты лучше расскажи, как ход этот обнаружил? Да не тут… наружу-то выберемся, там и расскажешь.
– Да вот, вот так и вышло-то, – щурясь от солнышка, взволнованно докладывал парень. – Я б и не заметил, вот, как Милослав с Отнегом, мимо бы просвистал, а тут глянул – вроде как блеснуло под горой что-то. Я туда, смотрю – ход. А в конце – дверца!
– А что блестело-то?
– Блестело? – Домаш озадаченно взъерошил затылок. – Ой… про то и забыл совсем. Вот, как ход увидел…
– Вон что блестело, – наклонившись, Милослав поднял из травы изящную фибулу, покрытую разноцветной эмалью, какие во множестве производили германцы. – Застежка. И как только мы-то с Отнегом ее не заметили? Мимо прошли.
На лице здоровяка-парня нарисовалась такая досада, такой недюжинное огорчение, что Радомир не выдержал и рассмеялся, помахав рукой Хильде.
Княгиня уже явно догадалось, что произошло нечто неординарное, вскочила в седло да пустила лошадь наметом.
