– Хумай, – шепнул он, безумно глядя на Амина. – Я ее видел… – юноша моргнул, взгляд стал осмысленным. Расширился от удивления. Прошелся по хмурящемуся и, кажется, готовому зареветь Валиду. – Простите, сайед… я… наверное… обознался.
На этом глаза незнакомца закатились, и он без чувств осел на раскаленные дневным зноем каменные плиты.
Валид высунулся из-за абаи, подбежал ближе и от всей души отвесил незнакомцу внушительный пинок. После чего повернулся, схватился за Амина и потащил прочь, бормоча:
– Идем, пусть он тут валяется, да пусть хоть сгорит, и да, пусть его…
Амин сбросил его руку и, не слушая возмущенного верещания про то, что солнце жжет, а караван вообще, может, уже уходит, склонился над бесчувственным юношей. И, немного поколебавшись, взвалил его себе на спину.
Мальчишка наблюдал за ним, вытаращив глаза.
– Эй! Эй-эй, ты чего делаешь? Амин! Куда?! Нам с караванщиком надо договориться, не забыл? Ты что, и его спасать собрался?! Эй!
– Лучше позови лекаря, – перебил его Амин.
– Ему?! Щас!
– Не… надо… лекаря… по… жа… луйста, – то ли в бреду, то ли все-таки очнувшись, пробормотал юноша. – Пусти… те… я… сам…
Амин остановился. Быстро спросил:
– Тебе есть куда идти?
Юноша тяжело выдохнул:
– Я… что-нибудь… я… при… думаю…
– Ясно, – хмыкнул Амин, перехватывая его руки поудобнее. – Пойдешь к нам.
– Вот шайтан! – выдохнул мальчишка, глядя им вслед.
Рядом тихонько свистнули. Валид резко нагнулся и прицельно запустил булыжником в уползающую змею.
Сине-зеленый хвост трепыхнулся, задергался и обвис плетью.
– Ненавижу гадин, – пробормотал мальчик.
И, больше не мешкая, побежал за Амином.
– Зачем?!
Амин повернулся, не глядя схватил со столика блюдо со сладостями, сунул мальчику.
– На. Жуй. Только умолкни.
– Что?! – замахнулся блюдом Валид. – Ты! Дурак! Ты о нем ничего не знаешь! Сдался тебе этот беглый… этот беглый!
«Беглый» лежал на кровати, закрыв глаза, и тяжело дышал.
– Что ты на него так взъелся? – покосившись на кровать, бросил Амин. – Ну обознался он, с кем не бывает?
– А ты, не зная о нем ничего, потащил к себе, собираешься выслушать, пообещать помощь и обещание выполнить! – прошипел в ответ мальчик. – Ты – дурак! От него веет бедой, и змеи ползут! Пусть, как очнется, валит туда, откуда явился! Пусть…
– Умолкни! – устало произнес Амин.
Мальчишка подавился воздухом. И вдруг угрожающе проскрипел:
– А ты знаешь, почему ему сейчас так плохо, а? Нет? А я скажу: алтейкой отравился. Ягода такая, бедуины ее любят. Ну да ты помнишь вкус алтейки, правда? – глаза Валида нехорошо блеснули. – А знаешь, зачем он ее курил? Птицу-желание искал. Потому и мерещится она ему теперь на каждом шагу.
– И что в этом плохого? – пожал плечами Амин.
– Что плохого? – ахнул мальчишка. – Что плохого?! Поймать бедную хумай, заставить служить себе, исполнять свое желание… лишить свободы! Нет, что ты, Амин, все отлично! Ты у нас только людям помогаешь, да? Зачем тебе задумываться о какой-то птице, да?! Заче… пусти меня!
– Не пущу, – тихо произнес юноша, прижав мальчика к себе. – Пока не успокоишься. И, знаешь, Валид, птицу Амани ищут, когда совсем худо, потому что все знают, что на самом деле ее нет. И другой надежды нет.
Валид громко хмыкнул.
– Ей, правда, от этого не легче, – пробормотал он, высвобождаясь. – Пойду-ка я, пожалуй, прогуляюсь. На змей, что ли, поохочусь. А ты, – он повернулся к Амину, – не вздумай ему ничего наобещать!
Амин улыбнулся, глядя вслед взъерошенному мальчишке, и потянулся к забытому блюду со сладостями.
Говорят, щербет в Мисбахе – сами боги облизываются. Когда еще попробуешь?
