Он еще что-то говорил, но Дориан слышал уже другие слова.
«Она не шлюха»… Эйден на кушетке в его лаборатории. Джек… Тот день, когда Джек впервые проявил наличие собственной воли и разума, а Эйден сказал, что ему, Дориану, поршни и шестеренки интереснее живых людей… Разговор шел об Эбигейл – о той самой Эбигейл, которую сейчас укладывали на металлический стол, привязывали ремнями, надевали на голову стальной обруч, а она и не думала сопротивляться или не имела на это сил… Но она – не шлюха, это Дориан помнил. Она умела читать и знала, как передвигаются шахматные фигуры. И не сбежала с десятью рейлами, когда он снял с нее браслет…
– Приступайте, мэтр. – Насмешливый голос приблизился и слышался уже прямо над ухом. – Хотя бы убейте ее быстро, – посоветовал он с кажущимся искренним сочувствием. – Альтернатива не столь привлекательна.
Будто невзначай некромант взмахнул рукой, и ухоженные расслабленные пальцы указали мельком на палец под стеклом.
– Мне… – Дориан посмотрел на Эби, безучастно уставившуюся в потолок. Ее лицо было такой же иллюзией, как та, что скрывала их похитителей: ни чувств, ни желаний, ни надежд. Возможно, ей сказали, что ведут на верную смерть. Возможно, сама поняла. Она – девушка неглупая. – Мне нужно проверить кое-что.
– Мэтр, – некромант угрожающе рыкнул.
– Это займет несколько минут.
На столе – исписанные листы и поломанные перья. Он никогда не вел записей, не умел с ними работать, но сегодня писал много: схемы, формулы, расчет силы импульса и излучения…
– Нужно проверить, – пробубнил Лленас, нашарив под бумагами наливную ручку.
Отшвырнул ее практически сразу же.
Вернулся к машине.
Поправил кристаллы в гнездах. Немного изменил угол отражателя. Проверил, замкнуты ли контакты.
Эби смотрела на него все это время, и в глубине ее глаз пряталось то, чего не прочесть было по лицу – и чувства, и надежда.
Все, что Дориан мог – закрыть эти глаза ладонью.
– Все готово, – сказал он тем, кто стоял за его спиной, и вздрогнул, испугавшись неживого звучания собственного голоса.
Элла заигралась. У некроманта, исподволь наблюдавшего за госпожой Мейлан, не осталось сомнений на этот счет. Заигралась и рисковала успехом их общего дела в угоду своей игре. Но разве не этого следовало ожидать, памятуя о том, что весь ее грандиозный замысел проистекал из желания отомстить бывшему любовнику, а с ним и всем мужчинам, когда-то ею пренебрегшим, и всем женщинам, посмевшим хоть в чем-то ее превзойти? Вот и сейчас ею двигало исключительно стремление уязвить Лленаса как можно больнее, и некромант хоть и подыгрывал поначалу, под конец был близок к тому, чтобы остановить ненужный спектакль.
Зачем им еще один труп?
А главное – зачем им тронувшийся умом изобретатель?
Лленас побледнел, волосы взмокли на лбу, дергалось левое веко. Убивать безымянных бродяг – одно, лишить жизни человека, которого знал лично, пусть недолго и не близко, – другое. Не каждому под силу, и внимательно следивший за действиями пленника мужчина не удивился бы, решись тот на какую-нибудь глупость. Мог просто устроить истерику или, наоборот, впасть в ступор, мог броситься на них, схватив со стола отвертку или тяжелый разводной ключ, вернее – броситься на Эллу, стоявшую к нему ближе, и некромант не стал бы этому мешать: вдруг Лленасу каким-то чудом удалось бы хотя бы поранить самовлюбленную стерву, ей это пошло бы на пользу. Однако, вопреки ожиданиям, мэтр Дориан не спешил давать волю эмоциям. То ли и правда слабак, каким Мейлан представила его еще в первом разговоре, то ли, напротив, сильнее, чем она его считает, то ли эмоции, коим надлежало рваться наружу, вдруг умерли в нем все до единой.
Двигаясь резко, но с безошибочной четкостью, словно сам стал частью механизма, Лленас настроил излучатели, подключил провода, тянувшиеся от сжимавшего голову девушки обруча, к измерителю мозговых волн, проверил, заправлена ли в прибор бумажная лента, и остановился у пускового устройства. Взялся за рычаг включателя.
Сейчас начнет тянуть время. Перепроверит все еще десяток раз, каждый винтик, каждую гайку…
Изобретатель стиснул зубы и с силой дернул рычаг на себя.
Зарычал двигатель, поршни зашипели, завращались тяжелые медные шестерни, чернильная стрелка измерителя задергалась, вычерчивая на бумаге нервные зигзаги, а некроманту все еще не верилось, что Лленас сделал это. Лишь когда между электрическими катушками, установленными за головой привязанной к столу жертвы, пробежала первая искра, он сумел побороть удивление и сосредоточился на ходе эксперимента. Их столько уже было, неудачных, провальных, что на какой-либо эффект
