– Ха-ха-ха-а! Ах-ха-ха! Ми-илок! И-ии! – воет ведьма, пена клочьями на остром подбородке, мутные глазки лезут прочь из глазниц.
– Тьфу на тебя!
Набольший швырнул вилы наземь, от алых кончиков зубьев дымок, шипят жирком, остывая. На животе ведьмы четыре следа, палёная кожа мерзко воняет, кровь запеклась в неглубоких ранах.
– Ничего не добьёмся от сумасшедшей! Расспрашивай сам, колдун! – рявкнул крестьянин, повернувшись ко мне.
– Разве не предлагал с самого начала? Пойди к остальным!
Крестьянин толкнул дверь, забыв про сломанные петли, ругнулся, приставил створку обратно. Ведьма толкает в спину издевательским хохотом. Я сижу на земляном полу, ноги вытянуты в сторону очага. Позади на лавке племянница набольшего, судя по росту – вполне взрослая. Холстина, которой укрыта, вздымается высоко при вдохе, под грубой тканью очертания грудей таких размеров, как если сама мать сыра земля избрала воплощением! Зад под стать, узкая скамья неспособна вместить, и роскошное тело лежит как собака на заборе.
Я глянул на вилы и поморщился.
– Всё, хватит мычать, поговорим как коллеги.
– Нечего мне сказать, хоть на части режьте!
– Сказать, может, и нечего, – согласился я, – а вот предложить есть!
– Мне? Вам? – удивилась ведьма.
– Да-да, тебе, нам. Ведьмин дар!
– Ах ты… откуда про дар вызнал?!
– Книжки читал, – скромно ответствовал я. – Старая ты, совсем с умом попрощалась, сил молодиться нет – а всё никак не окочуришься! Ты бы и рада, думаешь, не знаю, каждый день как мучение? Но передать дар некому! Потому зазывала детей, потому опоила племяшку, – я выдержал паузу. – Без толку, насильно дар не передашь, человек в сознании должен быть и сам согласен. Скажешь, не прав?
Лапы, бывшие когда-то руками, натянули верёвки, сыромятная кожа врезалась в запястья так глубоко, что вот-вот оставит культяпки. Под облепившей кости кожей видна каждая мышца, дёргаются в общей судороге.
Неимоверным усилием ведьме удалось совладать с телом.
– Прав ты, – прохрипела ведьма, – помоги, помоги передать дар! Девку разбудить просто, на полке третье слева снадобье, одну каплю дашь. Только не больше, а то издохнет. Видишь, я помогаю, помоги и ты, милок!
С трудом подцепив меж зубцов вил, я добыл склянку. С края повисла тягучая капля смолянистой жидкости, пала меж губ в приоткрытый рот девахи, и сразу – вторая!
– Проклятье!!!
Сперва ничего, девичье лицо остаётся спокойным. Я невольно залюбовался. Веснушки над носопыркой, сочные губы и золотистая коса – крестьянская девушка, кровь с молоком, таких сотни. Нос прямой, высокие скулы и выразительная бровь – переодеть да сделать причёску – сойдёт за леди.
Открыла глаза, чёрные зрачки во всю радужку сузились, уступив голубому, дерюга полетела прочь. Племянница набольшего, в чём мать родила, вышибла дверь, унеслась. Снаружи вскрик, топот ног. Спустя несколько минут набольший с детиной ведут под руки обратно, недоросль старательно отводит взгляд от колыхания шаров грудей. Усадили насильно, я подал дерюгу.
– Ой, где это я?
Я сделал крестьянам знак выйти.
– Ой, а вы кто? – спросила девушка, поджала ноги коленями к подбородку, натягивает дерюгу повыше.
– Ты в логове ведьмы. Вот она, на стенке висит.
Девушка вздрогнула, взгляд заметался по хижине в поисках выхода.
– Ой, настоящая ведьма! Как в сказке бабули!
– Ты не бойся, привязана крепко. Да и сил нет совсем. Я вас оставлю ненадолго, послушай, что скажет. Решать тебе, не захочешь – не надо! Всё поняла?
– Ой, а как же я одна здесь останусь? Ой, я боюсь!
– Кричи, если что.
– Не будет кричать, чай, не дурная. Правда, детка? – встряла ведьма.
Я кликнул детину, вместе вылезли наружу, если держать под плечи, уже могу переставлять ноги. Солнце к закату, диск растянут
