прикрыли его бегство.
Гнаться за Камбисом я даже не подумала. Он ринулся к реке и пробежал по ковру, образованному его мертвыми, по большей части сгоревшими, соплеменниками. Некоторые из них все еще были объяты огнем, но это его не остановило. Лавируя среди языков пламени, крысиный король исчез из виду.
Так или иначе, я понимала, что пытаться его догнать было бесполезно – моего веса этот плавучий ковер точно не выдержит.
Ко мне подошла Эсмеральда.
– Ничего, – сказала она, – каждому приходится проигрывать.
И лизнула мою ранку.
Как же досадно иметь такую симпатичную соперницу! Я не сопротивлялась – в конце концов, она спасла моего сына, защищала его, кормила, не бросила в бою меня, вытащила из трудной ситуации во время дуэли с Камбисом и даже не осудила, когда я не смогла его одолеть. Пожалуй, она неплохая кошка. Вероятно, я смогу простить ей бестактное поведение в мой адрес на первом этапе нашего знакомства.
Вокруг шло ожесточенное сражение между тысячами крыс, сумевших преодолеть оборонительные укрепления Лебяжьего острова, и сотнями кошек и людей, выступивших единым фронтом.
Пора было вновь вступать в схватку.
Мы с Эсмеральдой бросились в самую гущу сражающихся и принялись разить направо и налево зубами и когтями. Вдали я увидела Натали, которая, исчерпав запас горючего своего огнемета, теперь орудовала саблей.
Вокруг нее дрались несколько сот людей – без всякого оружия, давя грызунов каблуками. Ганнибал, эта изумительная машина убийства, как всегда, громил крыс десятками.
Я тоже не осталась в стороне. Яростное стремление защитить наш священный остров напрочь затмило собой усталость.
Загорался новый день. Я даже приблизительно не могла сказать, сколько времени длилась битва.
Ария Каллас, до этого повторявшаяся снова и снова, вдруг прекратилась.
Вокруг все замерло.
Я никак не могла отдышаться, сердце в груди по-прежнему билось учащенно, раны болели.
Меня охватило какое-то оцепенение.
Я совершенно потеряла счет времени.
Сражение за Лебяжий остров длилось намного дольше битвы при Елисейских Полях. И число жертв в ней тоже было значительнее.
Я постепенно успокоилась. Некоторое время спустя ко мне подошел Пифагор:
– Рано или поздно среди них появятся крысы, с которыми можно будет вести диалог, но вот найти таких индивидуумов окажется делом очень и очень сложным. Большинство из них до сих пор исповедуют культ насилия. В их представлении слабых нужно регулярно уничтожать. А жестокость как раз является формой общения, оказывающей неизгладимое влияние на слабый дух. Крысы убивают своих больных, раненых и стариков.
Я сосредоточилась и произнесла:
– Не ты ли когда-то учил меня, что плохих видов не бывает, бывают лишь невежественные или напуганные их представители?
– Но ведь родители могут прививать потомкам разные ценности, – назидательно произнес Пифагор. – Если муравьев, к примеру, с детства учат взаимопомощи, то у крыс на первый план скорее выходят конкуренция и уничтожение всех, кто выбивается из общей массы.
– Значит, надежды на то, что в один прекрасный день мы сможем поладить с крысами, нет никакой?
– Возможно, когда-нибудь мы и найдем с ними общий язык – как когда-то нашли с людьми, – но лишь с теми, кто откажется от намерения подчинить себе всех, кто от них как-то отличается. С варварами-захватчиками невозможно жить в мире.
Я посмотрела на Пифагора. У меня в этом исключительно важном деле еще не сложилось своего мнения. Но сам факт того, что я задавалась подобными вопросами, уже свидетельствовал о стремлении моего разума попытаться взглянуть на ситуацию со стороны и оценить ее с более широкой перспективы времени и пространства. Если раньше я боялась, что крысы станут хозяевами мира, то теперь стала задумываться над тем, как интегрировать их в сообщество животных земли и поддерживать с ними нормальные отношения.
