заметно похудевший, отчего черты и так узкого лица заострились, что делало его похожим на голодную хищную нежить. Откинув на высокую спинку голову, он практически спал. Довели человека проблемы Леса до последней степени усталости. Задавив мимолетную жалость, я отвела взгляд. Не мое дело.
Разговор у стола перешел в спор, что вообще-то нормально для Роя с Шейдом. Братья по крови спокойно обсудить ни одного вопроса не могут… Всплеск шума заставил первого консула встрепенуться. Даан, приоткрыв глаза, выпрямился, повел плечами и заметил меня. Удивился… отчего же его эмоции так ярко проступают на лице? Кивнул в ответ на тихое сухое формальное приветствие.
Начинать вежливо-бессмысленный разговор не хотелось, и я просто сидела, глядя на мерцающие угли, вслушиваясь в азартный спор за спиной. И строила планы на завтра.
Но, как часто бывает, они не пригодились…
Братья неожиданно закончили спор, дружно встали, сворачивая рулон карты, запечатывая его двойной сургучной лентой, и в два шага оказались рядом. Наклонились, одновременно целуя меня в щеки.
— Доброй ночи, сестренка. Не сиди долго, — подмигнул Шейд.
А Рой добавил, взглянув на консула:
— Не обижайте ее.
Шаги нога в ногу, хлопок двери, тишина.
И что бы это значило? Я вздернула брови, сдвинув крышечку кружки, пригубила напиток. Ох и получат они у меня! Интриганы! Но завтра. Сегодня, несмотря на незваного гостя и нагрянувшую бессонницу, мне хочется покоя.
В кружке-то успокоительный сбор… травы, травы, травы… Я медленно прихлебываю напиток. Удачный сбор, уносящий дурные мысли и гасящий раздражение, не притупляя ума.
Впрочем, Рой прекрасно знает, что может мне помочь, если ночью приходят кошмары, и дать слугам соответствующее указание способен.
Ладно. Вежливо прощаться и спать… пока умиротворяющее мерцание углей в очаге не скроется под пеплом.
Даан вдруг встал, потирая спину, прошелся от стены до стены. Замер на мгновение, хлопнул по деревянной панели. Снова двинулся по комнате, в обход кресел, стола и массивного буфета. Каблуки как-то нервно выстукивали по голому камню глухую раздражающую мелодию.
Зажег стоящую на буфете лампу, щелкнув пальцами по золотистому стеклянному колпаку. Едва не опрокинул канделябр на витой ножке, резко развернувшись. Огоньки свечей мазнули по оконной портьере, подпалив роскошные кисти.
Я с некоторым недоумением наблюдала за метаниями всегда выдержанного и спокойного человека. Внешне выдержанного, контролирующего всякое проявление эмоций. Сколько лет мы знакомы? Более двадцати… а я скорее всего даже и не скажу, каковы на самом деле его чувства и эмоции, вечно запрятанные на самом дне окованных железом сундуков… Пальцы в кровь сотрешь, пока отмычку подберешь и дороешься.
С чего бы это сейчас он фонтанирует? И силой тоже, между прочим… шлейф которой так и реет за ним практически зримым порванным плащом.
Даан застыл, кривя губы, перед очагом, обернулся ко мне:
— Пожалуй, я должен попросить прощения у вас, госпожа Арро.
— За что?
— За собственную косность, предубеждение, холодность. И недостаток веры. Гвен…
Я встала. Отчего-то в душе мгновенно разбух комок злобы. Захотелось, сильно захотелось ударить чем-нибудь увесистым по этому безупречному лицу. Пальцы сжались на миг. Я вспомнила, как они обнимали рукоять сабли или приклад арбалета… «Мне ничего от тебя не надо!» — хотелось бросить ему в лицо, крикнуть, выплеснуть огненной волной, но Даан же приучил меня к спокойствию, к выхолощенной равнодушной вежливости.
— Господин Шен, мне нечего вам прощать, вы поступили ровно так, как следовало, согласно известным вам данным… Прошу прощения, мне пора. — Я развернулась, опершись о спинку кресла.
Колено прострелило болью.
Как не вовремя!
— Стой! Нет уж, не вздумай снова сбегать! Дослушай…
Даан неожиданно перехватил мою руку, резко дернул на себя, прижал, подхватив за талию, когда подломилась больная нога. И повторил уже шепотом, аккуратно отводя со лба прядь волос:
