А Леша тем временем продолжал запутанный ответ на простой вопрос, дело он пытает аль от дела убегает:
– Бутылки в рюкзак сложил, иду домой через парк и думаю: ведь если я это все выпью, то точно помру! И придется мне в гиенне огненной гореть! А удержаться и не выпить – не смогу. И так мне себя жалко стало, так тоскливо умирать в тридцать пять лет, что я не удержался и заплакал. Шел куда глаза глядят, и вдруг этот из птицы – фыррр!
Я поразился, оказывается, алкаш Леша – мой ровесник, а я почему-то подумал, что ему лет пятьдесят.
– И что же ты, мил-человек, хочешь? – спросила Яга.
– Жить хочу.
– Так живи, кто тебе мешает?
– Так я же не удержусь и выпью! И попаду в гиенну огненную, где моя бессмертная душа станет гореть веки вечные.
С этими словами Леша собрался опять удариться в рыдания.
– Так, хватит выть! – сурово остановила его Яга. – Не хочешь пить – не пей, раз так боишься своей геенны огненной! В чем проблемы?
– Не могу удержаться. А уж если я начну пить, то не остановлюсь и все выпью! Не хочу в аду гореть. Или это не больно, когда в геенне огненной?
– Все-таки дело пытаешь. Хорошо, я табе помогу. Покажу, каково гореть в аду. Чтобы проникся.
– Меня все-таки в ад? Пропащая моя головушка! – опять закатил истерику Леша.
– А ну-ка цыц! – гаркнула баба Вера, и Леша заткнулся, будучи уже не в силах издавать звуки.
Я прочитал ощущения от этого заклинания и постарался его запомнить – вдруг пригодится кого-нибудь речи лишить? Баба Вера тем временем еще одним заклинанием приподняла Лешу с земли и подвесила в воздухе, эти ощущения я прочитать не сумел, и на чем он повис – так и не понял, видать, до таких заклинаний мне еще предстояло учиться и учиться. Уже руками баба Вера сняла с алкаша рюкзак и выставила на стол внушительную батарею бутылок, затем откуда-то из воздуха извлекла два граненых стакана и налила в них наполовину водки.
– Эх, Леха, давай выпьем. За здоровье!
Один стакан воспарил над столом и подлетел ко рту алкаша, тот удивился, но рот открыл, Яга выпила свою порцию. А вот дальше произошло что-то ужасное: вокруг рта «клиента» появился огонь, как будто спирт просочился через кожу и загорелся, вот уж точно: «По усам текло, а в рот не попало». Огонь охватил почти все лицо, но остановился и дальше не пошел, Леша дергался и пытался орать, но заклятие лишения дара речи еще работало.
– Как говорится, после первой и второй перерывчик небольшой, – продолжила Яга. Бутылка сама наклонилась и налила еще по сто грамм в оба стакана. – Давай, как говорится, чтобы все!
Я вспомнил, что слышал этот тост в фильме «Собачье сердце», в устах Шарикова, но промолчал, Лешин стакан поднялся в воздух и вылился ему в рот, невзирая на его протесты, огонь вспыхнул с новой силой и распространился дальше. Теперь горела почти вся голова, появился запах паленых волос.
– Бабушка Вера, а он в процессе такого лечения не окочурится? – спросил я на тихой речи.
– Не боись, Сашка, – тихо ответила мне баба Вера, – я не первую сотню лет алкашей лечу. Назавтра энтот Леша станет красивым, побритым, без ожогов и синяков. И пить бросит навсегда. Ты лучше подыграй мне.
Я постарался добавить в голос зловещих завываний и спросил вслух:
– Этот кабанчик уже хорошо прожарился? А то не терпится мне свежего мясца отведать!
От этих слов бедный алкаш Леша задергался еще сильнее, но вырваться или сказать что-то по-прежнему не мог.
– Нет, зятек, еще не прожарился. Ты покеда слетай, посмотри. Может, где конь его бродит? Будет у нас добрый молодец на обед, а конь на ужин.
Я обернулся в орлиный облик и взлетел прямо со стола. В это время процесс лечения продолжался:
– Ну, поехали! Да что ты за мужик такой, две рюмки выпил и пить отказываешься? Давай, за удачу! За удачу надо выпить!
Пролетая над полянкой по кругу, я орлиным зрением заметил какое-то шевеление в кустах и больше для тренировки, чем со страха, спикировал в кусты и натолкнулся на Бурого Волка. Он тихонько лежал и смеялся, наблюдая за происходящим, чудно было увидеть смеющегося волка, хотя какой он волк? Мое пике его напугало:
– Сашка, ну ты и зверь! Так сделать заикой недолго!
– Ты и так уже волк, поэтому зайкой уж точно никогда не станешь.
Бурый Волк понял юмор и рассмеялся:
