безобидные… пугаться не надо.
– Я не боюсь.
Тельма все же спустилась.
Пять ступеней вниз, и с каждой ощущение чужого присутствия нарастало.
Пол холодный. Она ощущает холод сквозь подошвы туфель и чулки.
Белый.
И с едва ощутимым наклоном.
Гладкая плитка, идеально ровная, глянцевая. И в ней отражается свет мощных ламп, пожалуй, таким бы в госпитале место, а не в морге. Белые же стены. Синяя сталь холодильных камер. Дверцы заперты, но Тельма не способна отделаться от ощущения, что за ними прячутся… нет, уже не люди.
Но еще не тела.
Ее учили думать о телах, как о разновидности биологического материала, но почему-то на практике было легче, чем сейчас. Наверное, потому что на практику и вправду попадал уже материал, лишенный и сути, и остатков эмоций.
– Тельма, это Уильям. Наш лучший специалист. Все еще лучший, – добавил Мэйнфорд.
Пара столов, к счастью, пустых и чистых. Сложная осветительная система, похожая на спящего богомола. Передвижные столики с инструментами, прикрытыми тканью.
Краны.
Шланги.
И круглые рты водостоков.
Чистота и порядок. Стерильная чистота и удушающий порядок, в который не вписывался только сам хозяин этого места.
– Рада знакомству, – вежливо произнесла Тельма.
– И я… и я… очень-очень рад, – мелко закивал Вилли.
А пальцы у него не дрожали.
Почти.
– Покажи ей…
Руку Вилли забрал поспешно и заковылял к шкафам.
Щелкнул замок. Откинулась дверца, изнутри выкатился клубок беловатого пара, и запах хвои стал четче, осязаемей. Полка выдвинулась резко, и с грохотом упали опорные ножки, слишком тонкие с виду.
– Вот она. – Вилли провел ладонью над простыней. – Подойдите. Или вам сподручней на столике будет?
– Подойду.
А ноги деревянные.
Нет, Тельма не боялась мертвецов. И эта девушка, в чье лицо ей предстояло заглянуть, тоже не пугала. Но вот тело под простыней.
…не шелковой.
И здесь не старый дом, не мамина спальня, а полицейский морг.
Девушка мертва давно, а еще упокоена, ибо, если бы просматривались в ней искры иной жизни, сторожевые кристаллы засекли бы.
Только доводы разума помогали слабо. Тельма шла, заставляя себя приближаться к телу, чувствуя спиной тяжелый взгляд начальства. Улыбаясь. И плевать, что улыбка не очень уместна.
А то, неразумное, общее, сплетенное из сотен потерянных душ, хохотало.
Оно тоже видело Тельму.
Это ведь основное правило, которому чтецов учат на первом же занятии: видишь ты, видят тебя.
Вилли отступил в стороночку и был так любезен, что простынку с лица убрал.
Нет!
Да быть того не может!
Тельма отшатнулась и зашипела, вцепилась зубами в руку, потому что боль – лучшее лекарство от всех иллюзий. А та, что лежала на столе, не могла не быть иллюзией!
Белые волосы.
Округлое личико, слишком правильное, чтобы быть подарком Богов. Нос аккуратный. Ямочка на подбородке…
