— Проклятье, это даже смешно. К чему было разыгрывать благородство и говорить, что вы помогаете мне из-за чистого альтруизма? Взаимовыгодное использование — прекрасно, если оно избавляет меня от каторги, а семейство Стомма делает еще влиятельнее и богаче. Неужели вы еще не поняли, что я никогда не гналась за высокими идеалами. Почему вы не захотели быть со мной честным?
— Возвышение брата вовсе не являлось моей целью, и, говоря откровенно, мы не общаемся около пятнадцати лет.
— На церемонии вручения наград вы выглядели как одна большая и дружная семья. Я не предъявляю претензий и не пытаюсь вас подловить на лжи, в сущности, это не мое дело. Говорю, чтобы вы не подумали, будто смогли ввести меня в заблуждение.
— Вы не хуже меня знаете, что существуют правила приличий, которых стоит придерживаться, чтобы не портить себе лицо.
Некоторое время мы смотрели глаза в глаза. Мне хотелось ударить Кастана.
— Знаете, суним Стомма, я беру свои слова обратно. Я думала, что газетчики и судебные заступники одинаково много врут, но мое мнение было ошибочным. Переплюнуть даже бездарного судебного заступника не сможет ни один газетчик.
— То есть вам не любопытно, для чего я нанял ночного посыльного, чтобы он разузнал о вас?
— Вы правы, не любопытно.
Я могла поклясться, что Кастан едва сдержал улыбку.
Мы как раз въехали в городские ворота, минули пропускной пункт и оказались на большой площади, откуда отбывали городские омнибусы.
— Попросите кучера остановить здесь, — указала я за окно.
— До встречи, Катарина, — попрощался судебный заступник.
— У нас все еще есть поводы для встреч?
— Вы удивитесь, когда узнаете, как много.
Я хлопнула дверью кареты, помахала рукой Пиотру, нахохлившемуся на высоких козлах рядом с кучером, и направилась к омнибусной станции. Впереди замаячил готовый к отправлению в район Кривого переулка экипаж. Подгонял пассажиров билетер в непромокаемом плаще. Я приготовилась перебежать дорогу. Подпрыгивая от нетерпения, пропустила прогрохотавшую по брусчатке карету, а потом вдруг на меня нахлынула темнота…
Ледяная вода попала в нос и в рот. Волосы облепили трещавшую голову, одежда промокла насквозь. Ничего не соображая, я попыталась вздохнуть и, захлебнувшись, сильно закашлялась. Казалось, что грудь разрывалась на части.
— Пришла в себя? — раздался над головой хриплый бас. Звякнуло опустевшее ведро.
Грязная лапища схватила меня за подбородок, заставила поднять голову. Перед расплывавшимся взором появилась омерзительная небритая физиономия, и на мгновение показалось, что на изрытом морщинами лбу торчат бесовские гладкие рожки.
— Подай голос, — потребовал головорез.
«Убери руки!» — хотелось прорычать мне, но из оцарапанного кашлем горла вырвалось нечленораздельное шипение. Я бы вмазала паршивцу, но руки были крепко завязаны за спиной.
— Что? — Он сжал мои щеки сильнее.
— Отвали! — прохрипела я.
— Да, ты еще та штучка! — Развеселившийся бородач встал и исчез из поля зрения.
Я снова закашлялась, пытаясь изгнать последние капли воды. Когда из головы выветрился туман, мне удалось оглядеться. Меня притащили на ледяной пыльный чердак, совершенно пустой, с разбитым окном, злобно ощерившимся оставшимися от разноцветного витража клыками. На тяжелых потолочных балках курлыкали худые голуби. С крыши доносились чьи-то голоса, потом люди закричали. Я насторожилась, и тут снова появился бородач. Он схватил меня за локоть, сильно дернул, заставляя подняться на ноги.
— Что происходит? — прохрипела я, крутя головой.
— Заткнись! — Он встряхнул меня, и в тяжелой голове словно зазвенела погремушка.
— Я не заткнусь, пока ты не скажешь…
В этот момент он силой швырнул меня в открытый дверной проем, на крышу, в ледяной пронизывающий ветер и крапающий дождь. Я не успела прийти в себя, как меня выпихнули вперед кучки головорезов. Потеряв равновесие, я плюхнулась на колени, застонала от боли. И уставилась испуганным взглядом на крепкого мужчину с лицом, скрытым маской. Знакомые карие глаза
