– Государь, хочешь – казни, а только меньше, чем двести человек – не соглашусь! Крым до конца не зачищен, татары бродят… Алешка, ты сам пойми! Ну как я могу?! Я ж тут изведусь!
Алексей Алексеевич махнул рукой:
– Ладно. Переговоры на тебе, я домой… ох, черт! Ведь знал же, что отец зря к себе эту гниду подпустил! Знал!!!
– Надо было его еще тогда удавить, – зло процедил Иван.
Мужчины переглянулись. Да, иезуитов они теперь никогда не простят.
Купеческий караван медленно тащился по лесной дороге. Всхрапывали лошади, покрикивали возницы, переговаривались охранники…
Все было тихо, мирно и спокойно.
Тимофей сидел на облучке, крепко сжимая в мозолистых руках вожжи. Смирная лошадка Плюшка перебирала копытами.
Хорошо…
Хорошо, что удалось наняться к купцу Севастьянову – тот и на охрану не скупится, и с деньгами не обманывает. Хорошо, что скоро их путешествие подойдет к концу – уж дня три до Москвы осталось. И домой.
А дома жена любимая, детки… и это тоже хорошо. И спокойно…
Было, ой было.
Это только в детских сказках тати выскакивают на дорогу с воплем «Кошелек или жизнь!». В жизни они просто выскакивают, повалив по паре деревьев – спереди и сзади каравана, чтобы лошади не смогли никуда деться. Лошади-то смогли бы, да телеги с товарами куда? Да еще сначала стреляют, стремясь если и не попасть, так напугать людей…
Тимофею повезло – он уцелел при обстреле, но тут же скатился под телегу.
А что? Не герой он, вовсе даже не герой. Его дело – телегу вести, а сражаться – дело охранников. Лучшее, что он может сделать, – это спрятаться и не мешать.
Бой разворачивался явно не в пользу купца. У разбойников оказалось почти двойное преимущество в численности – и это явно была не обычная банда из голодных мужиков, а крепко спаянная ватага, где каждый знал свое место…
Клинки сверкали, люди падали… и перевес был в пользу татей.
Тимофей уже успел попрощаться с жизнью, когда над лесной дорогой пронесся лихой разбойничий свист.
Только вот свистели не разбойники. В бой вступила третья сила. Отряд в два десятка конных всадников, с разлету перемахнув бревна, принялся резать, рубить и кромсать татей. Тимофей испуганно крестился под телегой.
Кричали люди, ржали и хрипели кони, звенело железо…
Все было кончено примерно через двадцать минут. Больше двух десятков татей было зарублено, остальные обезоружены, избиты и повязаны веревками.
Тимофей понял, что можно вылезать.
Всадники спешивались, оглядывались по сторонам, двое из них, совсем мальчишки еще, принялись помогать охране. Откуда-то появились большие берестяные короба, а из них свертки ткани, мази и какие-то зелья, с помощью которых парнишки и занялись ранами.
– Благодарствую, спасители!
Анфим Севастьянов тоже уцелел в схватке, хотя и получил несколько ударов. Один глаз у него заплыл, из носа явно текла кровь, темной струйкой сбегая по усам к светлой бороде и теряясь в ней, но выглядел мужчина чуть спокойнее, здраво рассудив, что враг татей – его друг.
Ему ответил молодой мужчина, лет двадцати пяти, в простом кафтане зеленого цвета:
– Не нас благодари – государя. Он распорядился.
– А откель вы такие… добры молодцы?
Анфим выспрашивал осторожно, чтобы не нарваться, но командир улыбнулся, разгладил усы….
– Царские мы!
Тимофей облегченно перевел дух.
Слава те, Боженька! Сподобил прислать служивых людей на помощь!
– А как же…
– Царевна повелела ездить по дорогам и чистить их от разбойничьих шаек. Пойманных – на строительство канала али дорог. А вас мы до деревни проводим. Тут она недалеко, к вечеру доберемся…
Тимофей еще раз перекрестился.
