Вешался бы. И все же… надо, надо подумать и об устройстве ее судьбы.
– Ладно. На казнь поедешь?
– Поеду.
Не хотелось Софье, да выбора не было. Приехавший Алексей первым делом утвердил оставленные ему смертные приговоры главных организаторов. Мелочь переловила и передавила без лишнего шума сама Софья, а вот Хованского, Долгоруковых, Полоцкого…
Этих выпотрошили, как рыб, – и собирались теперь поджарить на сковородке. Да, и в буквальном смысле тоже. Им предстояла пытка каленым железом на глазах у всех, а затем – кол. И пусть подыхают медленно и позорно.
Толпа уже собиралась с утра, шумела, словно морской прибой, волновалась…
– Едут, едут…
Алексей Алексеевич с сестрой Софьей рядом, бояре, стрельцы, казаки – небольшая процессия заняла места напротив помоста, как были, верхом.
И наконец, на Болото въехала телега. Люди, затаив дыхание, смотрели на тех, кто так и не стал ими править. После пыток, в белых рубахах, приговоренные выглядели откровенно жалко.
Ровно до той поры, как их повлекли на помост.
Там-то и очнулся старец Симеон. И пока палачи занимались Хованским…
– Проклинаю!!! Будьте вы прокляты до седьмого колена, пусть дети ваши никогда не узнают счастья, пусть претерпевают такие же муки…
Голос ввинчивался во внезапно затихшую толпу, словно дрель в стену. Все замерло, не мешая Симеону кликушествовать и пророчествовать, обещая глад, мор, болезни тем, кто пойдет…
– Молчать!
Софье понадобилось ровно две минуты – спрыгнуть с коня, кошкой взлететь на помост, чертова юбка помешала, а то бы и быстрее.
И сейчас она стояла прямо напротив старца.
– Молчи, гнида!
Одного кивка палачам хватило – скрутили, заткнули рот.
Софья развернулась к площади, на которой только начал приходить в себя ее брат. И что-то такое мелькнуло на его лице.
Сверкнул холодной сталью извлеченный из ножен кинжал. Софья, на виду у всей площади, полоснула себя по ладони. Больно было – жуть. На помост закапала кровь.
– Я, Софья Алексеевна Романова, принимаю твое проклятие, старец. – Слова падали камнями. – Пусть оно падет на мою голову, но и ты услышь мой ответ. Я
Тонкие пальцы сжались в кулак, и словно природа вступила в сговор с царевной! На помост упал алый солнечный луч. В его отблесках Софья казалась облитой кровью с ног до головы. И алое платье, и черные, с алым отблеском, волосы…
– Кровавая царевна, кровавая… про?клятая царевна, – полетело по толпе.
Софья оскалилась, поднесла кинжал ко рту и слизнула с него кровь. И жест этот вышел таким жутким, что даже палачи шарахнулись.
Никто не знал, что в душе Софья перевела дыхание. Кажется, получилось. Поверили.
Все-таки суеверий в это время хватает. Если бы она позволила Алешке и дальше раздумывать, кто знает, до чего бы договорился рясоносный гад. Вот ведь… царя травить мы желаем, а за поступки свои отвечать – комплексы начинаются? Ай-яй-яй…
Не хватало последнего эффектного жеста.
Кинжал с хрустом полетел вниз, воткнулся в доски под ногами старца.
– Когда сдохнет – забить ему этот нож в сердце вместо кола осинового и так похоронить.
Палач низко поклонился.
Софья сбежала вниз, с помощью брата вскочила на коня, сжала мимоходом руку Алексея, мол, потом все объясню. Молчи…
Она оставалась неподвижна, пока пытали Хованского, Полоцкого, Долгорукова, пока прижигали их каленым железом, пока вырывали языки. Даже не дернулась перевязать руку, с которой на землю капала кровь, пропитывала поводья, лошадь косилась, прядала ушами, но стояла ровно – казачья выучка. А уж как люди косились… Только когда приговоренные заняли свое место на
