Паша в принципе соглашался с этим. И, поломавшись, все-таки согласился сдать Кинбурн.
Анфим Севастьянович довольно кивнул:
– Молодец, Филимон.
Парень довольно усмехнулся. Ну да. Сначала турок требовал, чтобы их не просто выпустили из крепости, но сделали это со всеми рабами, пушками, казной, и вообще – чуть ли не на руках донесли до Очакова. В отместку ему парень требовал, чтобы турки оставили в крепости все. Разве что кроме нательного белья – а то стирать его неохота. И шли сами пешочком… к Очакову. Сошлись на вполне приличном варианте – и со следующего утра началась сдача крепости.
Без единого выстрела. Без единой потери.
Собственно, и по дороге-то сюда потерь не было. Разве что татары налетали. Но с башкирами шутки были плохи. На всякое действие есть свое противодействие, на вашу легкую конницу – есть другая. Решили на войско налететь? Пока вы доскачете, мы уже луки изготовим и стрелами вас утыкаем. Налетали татары и на обоз – решили пограбить. Ну, по ним и жахнули из пистолей, лучников-то там не было, а обоз комплектовался серьезно. Результат – двадцать дохлых татар, одна сломанная нога у обозного мужика – из телеги неудачно шлепнулся, у двоих раны от стрел. Всегда бы так воевать.
Хитрово назначил комендантом крепости капитана Голотвина – и решил с четырьмя тысячами человек идти дальше. А Петру Голотвину и тысячи хватит. Тем более, здесь пятьдесят пушек есть да четыреста рабов, которых никто не пустит просто так шляться по степи…
И коней около двух тысяч.
А еще в окрестностях нашлось несколько стад коров, голов так в триста. И бараньи стада общим числом более пятнадцати тысяч.
Ну и что еще надо, чтобы пересидеть в крепости хоть десять лет?
Петру хватит, а ему надо идти вперед. И догонять Алексея Алексеевича.
Симеон в ярости бегал по комнате.
Ну где же, где все разладилось?!
Где и когда полетела под откос колесница хитроумного замысла?
Долгоруков убит, все его приспешники теперь так затаятся, что их и тараканы не найдут. Хованские… Андрей – мертв, Иван – в пыточных застенках. И молчать он там точно не станет. Все выложит. И про Симеона, и про Долгорукова… за такое наказание лишь одно – смерть.
Вот тут и пожалел «старец», что живет в Кремле. Из города куда как легче удрать было бы. Но это надобно раньше было делать, а не сейчас, когда царевна своей волей закрыла все ворота…
Впускают сюда всех. Не выпускают никого.
А мог бы, еще как мог! Уже когда бунт проваливался, на крыльце, но ведь его там не было! Царевна Евдокия в него вцепилась не хуже репья! И оставить ее было никак нельзя, она старшему Хованскому предназначалась, так что уцелела бы в любом случае. И те, кто при ней, – также. Был бы он на крыльце, успел бы удрать. Но Симеон оставался во дворце, желая держать руку на пульсе!
Все ж таки Хованский не настолько умен, чтобы самому все без ошибок сделать. Был…
А как могло бы все хорошо получиться.
Царевна…
Да, главная беда именно в ней. В Софье.
Симеон отлично видел ее лицо, когда стреляли в Хованского, видел, как она наводила порядок, да и потом в Кремле видел ее. Как она шла по коридорам, даже лица не прикрыв, в сопровождении пары девиц и казаков – срамота! Как распоряжалась, как говорила с боярами…
Царская дочь, что тут еще скажешь?
Волчица. Хищница, стерва…
Шестнадцатилетняя соплюшка? Да, в этом возрасте замуж выходят, но…
Чтобы его переиграла… вот эта?!
Поверить в такое Симеон просто не мог. Но пришлось. А как иначе? Может, в Дьяково кто-то и оставался, но здесь и сейчас была только Софья. Сначала – лишь она. Потом уже появились ее тетки, потом Аввакум…
Симеона снова затрясло.
Да что ж такое, как все было рассчитано! Никон вносит изменения в канон, переписывая книги. Аввакум начинает ему противостоять, из него было так удобно сделать мученика, расколоть Церковь на две половинки, а далее – кто знает! – свернуть в
