– Приказываю Симеона Полоцкого схватить и доставить ко мне. Вежливо.
Софья пока сидела в кабинете своего отца. Сидела, разбирала пергаменты, удивлялась количеству кляуз и прошений, но сортировала упрямо. И в том ей помогали двое ребят – Пашкиных ровесников. Это ж прочитать надобно, отложить в нужную кучку, пометить, кто и от кого или на кого, ежели донос…
Полоцкий…
Софья сдвинула брови. Неужто без этой гадины не обошлось? Хованский покамест молчал – из злости и ненависти. Палачи клялись и божились, что за пару дней его сломают, но сколько его сообщников скрыться успеет?
Из Кремля она пока, конечно, никого не выпустит, все посты расставлены, тайные ходы… откуда б Симеону их знать?
Хотя при местной вольнице…
Только за последний час в кабинет шестеро бояр заявилось, а за дверью царских покоев куда как более толкаются. Неуютно им. Маетно…
Ничего, помучаетесь со мной, так Алешку на руках носить будете…
Ох, братец, ты только выживи да вернись!
Софья отчетливо понимала, что такой бунт не может вспыхнуть сам по себе. Вернулся бы Алешка – головы полетели бы вмиг. Отсюда вывод – что-то да сделано, чтобы он не вернулся.
Легко ли на войне несчастный случай подстроить?
Очень легко. Для солдата. А вот царя все-таки охраняют. К тому же, ежели там кто и есть – сотовых-то здесь нет, по времени не согласуешь. Даже ежели отца и отравили – все равно точную дату предугадать не могли. Так что в идеале – написать брату.
Только вот о чем?
Отца отравили, берегись?
Неубедительно.
Значит, надобно расколоть Тараруя и допросить, а лучше исповедать Долгорукова, пока еще не сдох. Но это она уже распорядилась, к нему Аввакум должен направить кого, а заодно пару ребят спрятать за дверью, пусть подслушают. И таинство исповеди соблюдем, и дело сделаем.
И вот тогда писать брату.
– Государыня, Долгоруков преставился.
– Как…
Заглянувшая в дверь девица вздохнула:
– Рана серьезнее оказалась, чем думали, ему становой хребет перебило. Как переносить начали, думали вроде и ничего, а кровотечение открылось вмиг. И исповедаться не успел…
– Твою же ж… – не сдержалась Софья. Девица запунцовела – не привыкли на Руси к восьмиэтажным сложносочиненным конструкциям. – Свободна. Сходи, погляди, как там Хованский, да скажи, чтоб не уходили ненароком. Больше у нас никого нет.
Девица исчезла. Софья рассерженно прикусила кончик пера.
Вот о чем тут писать брату? Вызывать его сюда, под удар врага?!
А пока еще письмо дойдет?
Он же не сидит в одной точке и о себе не сообщает, он где-то в Крыму…
А если он уже…
Так! Молчать! И нечего о таком думать!
Алексей вернется и коронуется, обязательно! Он жив, он проживет еще долго и будет великим государем. Точка.
Алексей Алексеевич тем временем смотрел на землю Крыма с корабля. Его часть отряда шла на Керчь морем. Сначала – казачьи чайки, потом все корабли, которые были в гавани у Ромодановского.
Рядом удобно устроился Иван Морозов.
– Сколько ж нам тут дел предстоит!
Алексей кивнул:
– Да уж, захватить просто, но надо ж еще удержать, надо обжить… чтобы и духу тут всей этой турецкой нечисти не было!
– А татары?
Алексей сдвинул брови:
– А что с ними?
– В степи пахать нельзя, лучше скот водить.
