и Фарни, как самых мелких. Остальные еще держались.
Я сходил к Аделии, кое-как успокоил девчонку и попросил до утра не высовываться. Допрос – не лучшее зрелище для благородной леди. Та согласилась, еще раз уточнила, все ли в порядке, и посетовала, что спать теперь ночь не будет.
Я предложил ей сонника, но Аделия замотала головой. Возиться с ее капризами мне было откровенно некогда, поэтому я спросил еще – не видела ли она моего зайца, получил отрицательный ответ и ушел вниз, к своим людям. Там все было в полном порядке. Трупы собраны в одном углу, раненые увязаны и аккуратно сложены в другой, трактирщик почти пришел в себя – благолепие!
Шарк смотрел на меня испытующе.
– Я скоро свалюсь. Но допросить этого мы еще успеем…
Я кивнул.
– Я начну, а вы тогда подхватите?
– Нет, лорд.
– Почему нет? Я умею!
– Потому что я страшнее. А вы меня будете останавливать.
Я не обиделся. Шарк меня учил допрашивать пленных, и я знал, дело это грязное, кровавое, неприятное – и еще мягко сказано. Сначала допрашиваемого надо крепко напугать. Потом дать надежду на спасение. Потом опять напугать – и раскачивать так, пока не поплывет. Нет, можно и пытать. Но это долго, кроваво, грязно и – неблагодарно. Дядя меня учил и такому, но не советовал применять пытки без нужды. Болью можно сломать человека, но не сразу – и наврать он тебе успеет с три короба. К тому же, если нет никакой возможности уйти целым, зачем выкладывать врагу все секреты? Человека ломает сочетание страха и надежды. Или боли и надежды – кого как. Но трактирщик выглядел умным…
Что ж. Шарк действительно выглядит внушительнее, чем я – мальчишка со зверьком на руках. Кстати, где все-таки моя зайка? Ладно, потом найдем, наверняка испугалась да забилась куда-нибудь. А пока Шарк принялся колоть трактирщика.
Для начала он поводил мечом у того перед глазами, буквально в паре сантиметров от зрачка. Очень хорошо действует. Потом отвел меч и улыбнулся.
– Наверное, надо тебе сначала вырезать глаза. Я не люблю тех, кто на меня покушается, – и подыхают они очень долго и неприятно…
– Ты здесь все кровью зальешь, – недовольно протянул я, изображая богатого сопляка. Хотя, ей-ей, сам бы убил.
– Сам залью – сам и подожгу со всех восьми концов, – огрызнулся Шарк. – Или вам жалко этого подонка?
Я поморщился.
– Помилуйте, высокородный!!! – завопил трактирщик. – Невиновен я!!!
– А поил ты нас чем? А?.. – Шарк выдал длинную тираду.
– Меня заставили!
– Всех вас заставляют!
Острие меча Шарка скользнуло по щеке трактирщика, тут же окрасившись кровью. Хорошее место – лицо. Любые раны на нем кровоточат очень сильно, а вид собственной крови быстро выбивает людей из колеи. К тому же – боль сильнее, и человеку кажется, что пострадал он страшнее, чем на самом деле.
Трактирщик завизжал, как поросенок под ножом мясника. Я поднял руку.
– Шарк! Не спеши! Он нам сейчас все расскажет… Правда ведь?
Трактирщик закивал так, что едва над полом не взлетел. Шарк злобно сверкнул глазами.
– Вечно вы всякую мразь жалеете.
И вогнал меч в пол рядом с лицом обалдевшего мужчины – на палец от носа. Трактирщик икнул, шумно сглотнул – и заговорил.
Оказывается, недавно к трактирщику приехал вон тот тип… Который? Этот? Этот уже никому и ничего не расскажет. Случайно сдох в горячке боя. Приехал, попросил подмоги, а поскольку знал о кое-каких делишках трактирщика – пришлось тому соглашаться. Напоил нас сонником – и ждал бы, пока все уснут.
Почему сонником?
Так сыпанул что под рукой оказалось. Мы бы все в течение получаса-часа заснули, без подозрений на травы, – и нас бы перерезали как цыплят. Дал бы этот мерзавец сигнал Карну – и пошло бы веселье.
Противоядие?
Есть, а то как же… только наверняка не на всех теперь подействует.
