— Да о чем ты? — окликнул Вернер. — Клаус схватил горячку, Мартин поранился на охоте, и в рану попала зараза, а Михаэль…
— Тоже простыл, — кивнул Дитрих. — Говори дальше, Элиза. Сдается мне, тебе уже давно нужно было сделать это.
— Она сказала мне — так я сумею вернуть братьям человеческий облик, — продолжила она и вдруг сдернула покрывало с головы, так что придворные шахди ахнули от этакого непотребства. Я тоже бы ахнула, если бы могла: теперь я ясно видела, что когда-то, наверно, Элиза была белокурой, а теперь волосы ее стали белее снега! — Но я должна буду заплатить за это полной мерой. Я сделала все, как было велено, но что-то пошло не так, и я продолжаю платить и платить каждый день, каждый час этой проклятой жизни, и я не могу больше этого терпеть!
— О чем она? — прошептала Селеста и схватила меня за руку. Кажется, ей сделалось не по себе.
— Смотрите… — продолжала Элиза негромко, но так, что слова ее слышны были, наверно, на макушках мачт за шумом волн и криками чаек. — Смотрите же, какой ценой я спасла братьев…
Она неверными движениями принялась снимать перчатки, закрывавшие ее руки до самых плеч: перламутровые пуговки сыпались на палубу, а я никак не могла понять, почему Элиза всё никак не может стянуть эти перчатки с рук.
А потом я поняла и не смогла сдержать потрясенного вздоха, как и Селеста, и другие дамы, и все братья Элизы.
Руки ее под перчатками были обвиты плотными бинтами, и когда Элиза распутала их, когда витки материи упали ей под ноги, все мы увидели, что они скрывали. И теперь ясно стало, почему она больше не шьет и не вяжет: пальцы ее, ладони, локти, да что там — все руки до самых плеч были покрыты струпьями, глубокими воспаленными язвами, сочащимися гноем и сукровицей. Мне показалось даже, что кое-где мелькнула белая кость, но то было, наверно, лишь игрой воображения.
— Неужели… неужели у них под рубахами то же самое? — в ужасе спросила Селеста, озвучив мои мысли. — Это все крапива виновата?
— Кладбищенская крапива, — эхом отозвалась Элиза и протянула жуткие руки к братьям. — Она продолжает жечь, потому что дело не было завершено. Я не успела закончить работу, а прерванное колдовство причиняет страшные муки и тем, кто творил его, и невинным. Ведь так, братья мои?
Они переглянулись, потом Андреас нехотя кивнул.
— Нужно закончить это, — сказала она. — Сегодня, до захода солнца. Именно в этот день… Другого шанса не будет, о братья! Я…
— Моя жена дорого заплатила за то, чтобы исправить мою ошибку, — негромко произнес шахди. — Это я не догадался расспросить ее как следует и понять, в чем дело. Это я позволил отправить ее на казнь, не дав завершить работу. Моя вина — моя расплата, и мы отдали жизнь первенца за то, чтобы колдунья позволила закончить начатое.
— Ничего себе… — прошептала Селеста. — Они отдали! Будто он носил этого ребенка! Вот почему у Элизы нет детей, а мы- то гадали…
Я поднесла палец к губам.
— Нужно закончить… — повторила Элиза. — Другого шанса не будет. Прошу вас, возьмитесь за руки, иначе ничего не выйдет!
Братья переглянулись, а потом Андреас протянул руку Вернеру. Тот сжал ладонь близнеца, а Кристиан поймал руку Дитриха. Мой муж оказался последним в ряду.
«Всегда последний, — улыбнулся он, покосившись на меня, — самый младший. Вот увидишь, мне и в этот раз не повезет!»
«Не говори ерунды, — ответила я взглядом. — Не знаю, что случится сейчас, но лучше бы тебе быть наготове».
— Эрвин, — произнесла Элиза, подойдя к нему вплотную. — Это все из-за тебя. То есть, конечно, из-за меня, я не успела доделать твою рубашку. Нужно снять ее, чтобы я смогла закончить рукоделие, ну же!..
Я не успела толком понять, что происходит, просто Элиза приложила руку к груди моего мужа, оставив грязное пятно напротив сердца, а потом…
Потом плащ и рубашка — сперва обычная, потом и крапивная — упали на чисто выскобленную палубу.
Развернулись огромные белоснежные крылья — одна пара, а за ней другая, третья…
Восемь лебедей взмыли над кораблем с горестным криком — «гонг-го! гонг-го!» — и закружились над мачтами.
— Герхард! Герхард! — Селеста кинулась к борту и чуть не свалилась в воду, я едва успела схватить ее за руку. — Вернитесь! Герхард! Эрвин!.. Что наделала эта ведьма?!
Элиза молча смотрела на свои руки — язвы на них зарастали с удивительной быстротой, кожа становилась нежной и
