К этому вопросу повелитель Московии отнесся весьма благосклонно:
– Да! Хорошее дело, я и в своих городах что-то подобное устраиваю.
Царская уступчивость была легко объяснима, потому как налоги с таких городов шли прямо в казну Великого княжества Литовского. Опять же и городская стража ему подчинялась, да и иного полезного для верховной власти хватало…
– Доступ наших купцов к изделиям царских мастерских и тульскому укладу?..
– А разве вашим мужикам торговым кто-то чинит препятствия? Пусть приезжают и покупают, насколько злата-серебра хватит.
– Гм. Шляхетские права и вольности?
– На усмотрение моего сына и Верховной Рады.
– Великий государь…
– Я даю слово, что Дмитрий обсудит каждое предложение Верховной Рады и примет окончательное решение только с вашего полного согласия.
– Он присягнет на кресте об этом, перед тем как?..
– Да.
Потратив пару секунд на переглядывания, знатные литвины заметно расслабились – ответы на основные вопросы они получили.
– Супруга великого князя должна быть избрана из его подданных… хорошего рода, разумеется.
Понимающе хмыкнув, Иоанн Васильевич с явственным сожалением ответил, что его сыну не всякая девица подойдет – будь у нее хоть сам Гедимин[142] в дедушках. Заметив, что ему… ну, не то чтобы совсем уж не поверили – трудно сомневаться в том, что видел своими глазами. Поэтому царю просто выразили вполне понятные сомнения. В том, что московские боярышни и княжны хоть чем-то отличаются от таковых в Литве. Перефразируя – баба, она везде баба!..
– Хм?.. Домну ко мне.
Надо сказать, что слухов и откровенных домыслов про девицу Дивееву ходило порядочно – конечно, не так много, как про самого Димитрия Ивановича, но все равно немало. Поэтому гости ее приход встретили внимательными до крайнего неприличия взглядами, от которых обычная боярышня должна была если и не сомлеть, то хотя бы прийти в сильное смущение и замешательство. Вот только конкретно эта дева на все их разглядывания не обратила ровным счетом никакого внимания!..
– Великий государь?..
Перехватив руку, затянутую в тонкую перчатку белого шелка, повелитель Северо-Восточной Руси добродушно покачал головой, ни секунды не сомневаясь, что его самочувствие все равно проверяют. Сын мог такое утворить чуть ли не с Прихожей, его ученице требовалось приблизиться шагов на пять, Дуняша (тоже умницей растет!) и Федька чуяли головную боль с порога Кабинета, а вот унять ее могли только прямым касанием. Иван унимать тоже мог, но вот с чуйкой у него было откровенно плоховато…
– Здоров я, Домнушка, здоров. Скажи-ка вон им. Кто ты есть?
С недоумением поглядев на предмет своей неустанной заботы, а затем покосившись и на незнакомых ей мужчин, одетая в белое платье девушка повернулась в указанную сторону и послушно ответила, заодно давая разглядеть странную брошку на высокой груди, где две изогнутые черточки, выложенные алмазами, держали крупный багровый рубин. Капля крови на ладонях?..
– Целительница царской семьи на время отсутствия наставника.
– А еще?
– Личная ученица государя Димитрия Ивановича.
– Скажи, что будет, если он возьмет на ложе обычную девицу?
Поглядев на отца ее истинного повелителя и господина и получив от него должное подтверждение, Дивеева развернулась обратно.
– Сначала ей будет очень хорошо, затем очень плохо. Потом умрет.
– А вот они тебе не верят. Дай-ка им подержать ручку свою нежную да белую.
С явным сомнением оглядев убийственно серьезных послов, Домна нехотя стянула перчатку и подала ладонь казначею всея Литвы Николаю Нарушевичу.
– Не будь все так сложно, я бы давно Митьку оженил и внуков на руках тетешкал.
– Но как же тогда?..
С превосходством оглядев неудачников, неспособных породить столь сильных и одаренных сыновей, царственный отец поделился крошкой сокровенного: