Волчица советника

Очнувшись в кибитке римела, я долго не верила, что жива, что выжила после… них. Потом была истерика — когда я попыталась сесть и увидела, что осталось от рук. Они ведь нарочно ломали именно руки, именно пальцы… Ноги — это когда я упала в овраг, на каменный горб, выпирающий со дна ручья. Знаете, меня даже обезображенное лицо и шея пугали не так, как собственная беспомощность. Подумаешь, разбитые губы, подумаешь, ожог, стянувший кожу, превративший меня в шута из Оазисов — им надрезают щеки, продлевая улыбку… Лицо — это не страшно. Это лечится, Сибилл умеет. Главное — добраться до него. Но как? Как?! Римела не поедут в Лизарию раньше следующего лета, никто не поедет — я упрашивала, я просила, я валялась в ногах у шунави и баро! А одна я… Что я могу — одна? Без правой руки, с негнущимися пальцами левой, неспособная не то что бежать, но даже ходить?! В Меоте, на границе Рау, за две тысячи лиг от ставки Йарры? В стране, где райанов едва терпят, а Йарру ненавидят, где за голову Волчицы дадут пять сотен золотых? В ортодоксальном Меоте, полном Паладинов, заподозривших во мне шильду?..

Я ведь пыталась бороться…

Я одурманила старого баро и шунави — надеялась, что смогу выманить у них таборные деньги, уговорю найти целителя и вылечить меня.

Я бы отдала! Я бы до медяшки потом все вернула, и Тим насыпал бы столько же сверху! А Йарра… Йарра бы озолотил их, я уверена! Я же его радость, его лето, дикий лесной котенок, глупая девчонка, которую нужно беречь и защищать!..

Но денег у римела не было. Совсем. Ни денег, ни золота, ничего кроме кибиток и собранных на полях сражений коней — табун гнали ночами, увешав животных отводящими глаз амулетами. И я, едва поднявшись с постели, присоединилась к добисаркам, добытчицам — так римела называют женщин, что ходят гадать, продают наичудеснейшие эликсиры, набранные в ближайшей реке, и заговаривают болячки. Помню, подманивала флером очередного простака, раскладывала веером потрепанные карты и несла какую- то чушь о казенном доме, неземной любви и страшной опасности, исходящей вот от этой Тройки Кубков.[23]

— Так тут же девушки нарисованы! С вином! Счастливые, пляшут!

— Ай-вэй, яхонтовый мой! — И еще один жгут флера — прямо в солнечное сплетение. — На костях твоих плясать будут! Меня слушай, а не картинки рассматривай!.. А не нравится, — оскорбленно поджимала я губы и начинала собирать Таро, — так иди, не держу! Но потом не жалуйся, не говори, что не предупреждала!

— Не-не-не, подожди! А это что значит? — указывал крестьянин на Башню рядом с сигнификатором.[24]

— Видишь, Башня сломанная? Это препоны все на твоем пути ломаются! Хорошая карта! — упирала я в бок левую руку, стараясь не смотреть на Земфиру и Алмазу, у которых глаза на лоб лезли от моей ахинеи. — В путешествие езжай смело, — указывала подбородком на Колесницу, прямиком ведущую к Девятке Мечей, — но по бабам там не ходи! И много не пей! Помни про этих гарпий с кубками. А теперь иди, жена заждалась.

— Я вдовец… — икнул крестьянин, делая отвращающий знак.

— Ай-вэй, ну и что с того? Сегодня вдовец, завтра женат! Иди уже, надоел, разбрильянтовый!.. Э, стой! А платить кто будет?! — И крестьянин, оглушенный вспышкой флера, покорно опустошал кошелек.

В крупных городах я не наглела, лордов Меота и тех, кто, проморгавшись, мог нажаловаться в Ратушу, не трогала. Бедняков, впрочем, тоже — что мне их медяки? Угрызения совести старательно игнорировала. Еще и иронизировала, посмеивалась над собой, в красках представляя, как буду рассказывать Тиму о буднях гадалки-римела и моих «разбрильянтовых». Может, даже юбку эту сохраню, длинную, с рюшами. И блузу, открывающую плечи и верхнюю часть спины — Йарра оценит.

Тогда я еще надеялась на исцеление, на возвращение, на месть — я найду и убью их сама, ведь деньги серебряным дождем сыпались мне в подол, а кончики пальцев правой руки еще чувствовали холод монет.

А потом я встретила Паладина.

В те дни, в Меоте, я снова начала развивать свой дар — он был моей единственной надеждой вернуться домой. Я ведь не могла рассказать римела, кто я… Райан они ненавидели настолько, что, скорее, добили бы меня — за повешенного Лачо, за заколотых Миро и Алеко, за изнасилованных девушек, — и я в кои-то веки радовалась спящей татуировке, подтверждающей нечистую кровь смеска.

Хотя нет, это я вру. Никто бы меня и пальцем не тронул — не те они люди, но из табора бы выгнали, несмотря на симпатию, пробужденную флером. Как думаете, долго бы я прожила без их защиты и опеки?.. Становиться же игрушкой одурманенного торговца или лорда мне совершенно не хотелось, особенно после них. Тогда я еще надеялась, что успею, что смогу сама — я же