Волчица советника

ветра.

— Теперь правильно. Продолжай.

Раньше точкой преткновения для меня был всадник. Сейчас я мучилась с посохом — еще одной крайне полезной для здоровья и внутренней концентрации фигурой. Его Сиятельство, неторопливо прохаживаясь передо мной, чуть ли не дословно цитировал Роха, пока я материлась в нижней точке упора лежа, и подставлял мысок сапога мне под живот, стоило начать провисать. Самым сложным при этом было не вцепиться зубами в ногу Йарры — чтобы до крови, чтобы стереть с его физиономии кривую усмешку вкупе с едва заметным презрением.

«Гад», — сморгнула я капельку пота, резавшую глаза. Вслед за ней сразу же стекла новая.

«Сволочь», — шипела я, пытаясь отрешиться от острой пульсации в спине и представить линялое небо моей пустыни. Получалось плохо.

«Ско-ти-на», — толчками выталкивала воздух, глядя на тисненую кожу мужских сапог перед носом и маленькую трещину на подошве.

Промежутки между судорогами становились все короче. Боль рождалась между лопатками и простреливала в шею, а оттуда — в грудь. Повлажневшие ладони скользили, собирали занозы на бинты и кончики пальцев.

Вдох — судорога — боль.

Вдох — судорога — алая вспышка перед глазами.

Вдох — судорога…

Плечи подломились, и я, едва не разбив нос, растянулась на палубе.

— Плохо, Лира. Еще раз, — велел граф, зажигая новую мерную палочку.

Да чтоб вам пусто было!

Я с трудом перекатилась на спину, села, беспомощно глядя на Йарру. Ну вы же видите, что я не могу! Я устала! Я пять кругов проплыла вокруг корабля, я по канатам лазила, я не чувствую ни рук, ни спины! Мозоли на ладонях полопались, и пятачок, где я упиралась в доски, испятнан розовым! У меня колено — я упала в прыжке — до сих пор болит! А мышца на бедре, та, что вырастил Ришар, заметно отстает, и нога начинает подрагивать от малейшего напряжения!

Отпустите меня, ну пожалуйста! Вы же вчера меня загнали чуть ли не до обморока, а сейчас только утро, а вечером будет набивка — у меня синяки заживать не успевают!

Йарра резко отвернулся.

— Упор лежа, — велел он, не глядя на меня.

Я выдохнула, пользуясь тем, что граф не видит, а стоящий неподалеку Сэли ничего не скажет, промокнула рукавом выступившие от усталости слезы и выполнила стойку.

Ненавижу. Не-на-ви-жу его.

— Вспомни момент равновесия во всаднике и ощущение комка в ладонях, — присел передо мной Йарра. — Я хочу, чтобы ты чувствовала его всем телом, не только руками. В посохе это быстрее и проще, у тебя не получается лишь потому, что тело недостаточно проработано, а ты злишься, вместо того чтобы следить за дыханием. Сконцентрируйся и продолжай, — приказал граф.

Мерную лучину он держал вертикально, и промасленная щепка едва тлела.

До конца я все-таки не дотянула, свалилась, и Йарра, поджав губы — «Плохо, Лира», ушел. Подбежавший Рени Литами помог мне встать, протянул стакан с какой-то настойкой:

— Выпейте, госпожа. Будет легче.

Прохладная кисло-сладкая жидкость сняла спазмы, избавила от головокружения, и я, отдышавшись, поплелась в каюту. Рени вприпрыжку вбежал за мной. Установил на столе лекарский сундучок, в котором, как мне порой казалось, можно найти все на свете, расстелил на полу плащ:

— Ложитесь, госпожа.

К массажу господин Литами подходил со всей серьезностью и ответственностью. Разогревал ладони, растирал между ними горошину затвердевшей целебной мази, распространяя запах меда и имбиря.

Руки у Рени были волшебными. Они разминали, расправляли забившиеся мышцы, расслабляли, и я засыпала, уткнувшись лицом в мягкий капюшон плаща. Рени что-то недовольно бухтел, подсовывал мне под голову подушку, укрывал и на цыпочках выходил. Смотреть, как он крадется, было смешно, и иногда я нарочно прикидывалась задремавшей, чтобы подглядеть из-под