было бы объяснять Пиппину, почему мысли об отце постоянно ее преследуют, он и так об этом знал. Он все понимал. Вот в чем была странность их отношений. Они знали друг о друге все самое сокровенное, не имея понятия о частностях. Просто знали.
Чейз встретилась с отцом под «Драконом». Торн прижимал ладонь к крылу ее птички – и от одного этого ей захотелось зарычать. Ее пульс, который заскакал в ожидании их встречи, начал успокаиваться. Торн был точно таким же, как пять лет назад. Таким же, как на изображениях, которые транслировались во время совещаний. Седой ежик волос, перекачанные руки. Мундир, отглаженный так тщательно, что похож на пластиковую форму, в которую его залили.
Долгое мгновение она наблюдала за тем, как он осматривает двигательный отсек и трогает шасси. Она опознала закономерность его действий: он проводил предполетную проверку. Это напомнило ей о том, что он – пилот. Тот самый пилот.
Он обернулся, и она четко отдала честь – исключительно по привычке.
Торн повторил ее жест.
– Вольно.
Он долго не заговаривал. Так долго, что Чейн вспомнила: она не единственная в своем незнании того, что делать с их биологическим родством.
– Сэр, – наконец сказала она, – вы просили меня прийти.
– Удивилась?
Она не ответила. Он что, действительно хотел ее удивить? Если да, то зачем?
– Давно не виделись, – добавил он. Да уж, разговор как-то не клеился. Торн это тоже почувствовал и начал говорить. Словно лекцию читал. – Когда мне показали проект этих птичек, я решил, что это смешно. Совмещенное управление самолетом и двигателем? Ручная навигация, которую осуществляет сидящий сзади ОРП? Нелепость.
Чейз было совершенно несмешно. Она знала, что «Стрикеры» представляют собой странное сочетание старомодных решений и потрясающих двигателей, но именно за это она их любила. Похоже, Торн ценит их вопреки этим качествам. Ей моментально вспомнилось одно из любимых выражений Кейла: «кардинальные различия».
– А потом я увидел этих птичек в полете. Невероятно. – Казалось, он ждет, чтобы она что-то сказала. Она молчала. Он дотронулся до ракет у «Дракона» под крыльями. – Я когда-то летал с похожими. – «Воздух-воздух». Прицел левее центра, что бы целеуказатель ни говорил.
– Сэр?
Он что, действительно дает ей советы по тактике?
– Я смотрел записи твоих полетов, кадет. У тебя есть дерзость. Это работает на тебя, но не забывай прислушиваться к другим пилотам. Если твои действия неожиданны для противника – это хорошо. Но неожиданность для твоих товарищей может стоить им жизни. Ясно?
– Да, сэр.
Значит, это просто стандартное наставление индивидуалисту. Отлично.
– Ты готова, – добавил он, хмыкнув.
«Готова?»
Чейз подавилась этим словом, как только он его произнес. Поблизости включили реактивный двигатель, и на долгие минуты весь ангар утонул в его реве. Когда самолет выехал за огромные откатывающиеся вбок створки, Чейз с отцом все так же стояли друг против друга. Она не видела себя в его водянисто-голубых глазах и резких чертах лица. Она не ощущала ничего общего с его расчетливым сердцем.
Они действительно чужие.
– И вы решили, что много обо мне знаете, потому что знаете мои полеты?
Именно таких капризно-обиженных слов она не хотела бы говорить. Это ни к чему хорошему не приведет. Напомнит ей, что для него она не личность. Она – пилот. Кадет. Шестеренка, которую он поместил в механизм.
Чейз полагалось бы держаться вольно, но ее тело было настолько напряжено, что если бы она сейчас упала, то раскололась бы, как стекло. Ей казалось, что это должно вот-вот случиться. Может, уже при его следующем слове.
Этого не произошло.
Топот ног по бетону нашел их – звук стремительного бега.
Пиппин подлетел к ним, растрепанный, в сбившейся форме. Он так резко остановился, что его подошвы скрежетнули по полу. Почти заполненное паникой лицо разгладилось, как только он встретился взглядом с Чейз.
– Извини, что опоздал, – сказал он ей.
