В его взгляде был настоящий букет «Прости-прости».
– Что ты здесь делаешь, кадет? – рявкнул Торн.
Пиппин посмотрел на генерала с такой миной, какую мог себе позволить только паренек с потрясающим интеллектом и жизненно важной ролью в армии.
– Команда Никс, – ответил он, пожимая плечами.
32. Латка: Временная мера
– Ты его забодал! – Чейз невольно улыбнулась, шагая с Пиппином по Парку. – После этого он уже не знал, что сказать.
– Когда ты очень нужен военным, то получаешь кое-какие плюшки.
Пиппин тоже улыбнулся. Между ними снова возникла та непринужденность, которая исчезла еще до МАВС. Чейз не знала, откуда она взялась, но слишком в ней нуждалась, чтобы задавать какие-то вопросы.
– Я чуть было не вывалила на него все перед тем, как ты появился. – Она потерла руки, прогоняя остатки ангарного холода. – Положение было отчаянное. Если бы я взорвалась и действительно высказала что думаю, то уже сейчас летела бы обратно в Мичиган.
– Мне следовало бы появиться раньше. Я узнал о том, что он тебя вызвал, только когда меня нашел Ромео. Ты ведь знала, что я приду, да? – Она кивнула, хоть ей и показалось, что этого слишком мало. Но, наверное, это и по ее виду было заметно. – Мне наплевать, из-за чего мы ссоримся. Тебе никогда не придется одной иметь дело с этим идиотом, Чейз. Даю слово. Я ведь тебе говорил в тот вечер, когда узнал, кто он?
– Говорил. – Она глубоко вздохнула. – Просто последнее время у нас все разладилось.
Пиппин потер виски. С силой. На секунду Чейз показалось, что все снова идет наперекосяк.
– Быстро сказать у меня не получится, так что потерпи. Я был Вольдемортом. Ты была Дартом Вейдером.
– Почему это я должна быть Вейдером? Вольдеморт гораздо злодейнее.
– Шутишь? Ладно. Давай я буду Саруманом, а ты Сауроном?
– Ты всегда был слишком толкинутым на мой вкус. – Она помолчала. – Как насчет доктора Франкенштейна и мистера Хайда? Один из них этически глух. – Она указала на себя. – А второй ярится дикарскими желаниями.
– Я не ярюсь, но сравнение удачное. – Он остановился и повернулся к ней. – Но если отбросить темные маски, мне бы хотелось, чтобы перед завтрашним утром мы нашли какие-то незлодейские слова друг для друга.
– Я – за, – отозвалась она. Значит ли это, что ей начинать? Не важно. Ей надо признаться, пока им еще что-то не помешало. – Я не собиралась выдавать тебя Ромео. Мне просто хотелось с ним поговорить. Он какой-то нелепый, знаешь ли.
– Знаю, – ответил Пиппин. – А теперь я признаюсь, что не хотел быть полным подонком насчет Торна. Или нет: я хотел быть подонком, потому что мне… ужасно досадно. Наблюдать за вами с Тристаном было тяжело.
– Наблюдать за нами? Почему?
– Как он на тебя смотрит… – Пиппин собирался сказать что-то ехидное. Она видела, как подколка уже крутится у него на языке. А потом она исчезла – и слетела правда. – Именно такого я хотел бы от Ромео. Понимаешь, серьезного интереса. Той самой искры.
Они продолжили идти к казарме.
– Я пытаюсь не завидовать. Это чрезвычайно трудно.
Они пришли к себе. Чейз плюхнулась на койку, скидывая ботинки.
– Пиппин, наверное, ты прав. С Тристаном все… по-другому?
– Ты говоришь так, будто в этом не так уж уверена.
– Не уверена. Ты ведь знаешь, что эти штуки для меня зашифрованы.
– Тогда разреши мне перевести. – Пиппин сел на койку рядом с ней. Они оба не имели привычки обниматься, но его близость была примерно равнозначна этому. – Не упускай шанс.
– Что?
– Не. Упускай. Шанс. Тристан надежный.
– Я могу причинить ему боль, Пиппин. У меня предчувствие, что если ранить сердце Тристану, то реакция Бунтаря покажется детским лепетом.
Он покачал головой.
– Не знаю, как тебе, а мне перестраховываться надоело. Это ни к чему не приводит.
