Она увидела по его лицу, что он прикидывает «за» и «против». Мастерс понимал, что Чейз хочет пройти – и что она знает его важный секрет.
– Кейл хотел ее видеть, – сказал он наконец.
Он быстро повернулся и зашагал по холодному бетонному помещению.
– Видите? – сказала Чейз.
Полисмены ее пропустили, но один из них следил за ней, пока она не завернула за какой-то из более старых истребителей. Она залезла под брезент и привалилась к металлическому боку Ф-14.
Что она делает? Она действительно собралась залезть в «Пегас» без разрешения?
– Когда ты был здесь, нарушать правила было легче, Пип, – призналась она вслух. – Это не так весело, когда ты не говоришь мне, как плохо все может закончиться.
Она прижала ладони к самолету, а ее мысли разлетелись. Если честно, то без Пиппина все стало плохо. Плохо на тренажерах. Плохо, когда Тристан пытался с ней разговаривать. Плохо, когда Кейл смотрел на нее, как на разбившуюся статуэтку. Плохо, когда она после крушения попросила о встрече с отцом.
Плохо, когда Торн отказался.
Пальцы Чейз зацепились за дыру в самолете. Их оказалось несколько. Она отодвинула брезент и посмотрела на сыпь пулевых отверстий в металле. Обшивка истончилась и прогнулась. Эти разрушения стали для нее символом охватившего всю страну страха, который возник задолго до ее собственного. Ей надо что-то делать!
Глаза у нее защипало от слез, но она справилась с ними и побежала к «Пегасу». Она дождалась момента, когда ее никто не видит, забралась на крыло и нырнула в кабину. В ней пахло Сильф, и кресло пилота было слишком далеко отодвинуто.
– Журавлиные ноги. – Чейз привела в действие рычаг, который обнаружила той ночью в кабине у Тристана, и установила нужное положение кресла. – У этой девицы журавлиные ноги.
Она потерла щеки, отгоняя воспоминание о том, как они с Тристаном каким-то образом уместились на одном кресле.
Ей казалось, что это было несколько лет назад, а на самом деле прошло всего шесть дней. Шесть!
Она сторонилась Тристана после аварии, и он не навязывался – хотя у него и времени-то не было: он по половине суток проводил в воздухе. У нее вспыхнули щеки, когда она представила себе, как он, вымотанный, летает вдоль демаркационной линии. Это ей следовало бы там выкладываться. Не ему.
Это она облажалась при столкновении с тем беспилотником.
Чейз включила механизм, закрывающий фонарь, – и кто-то из наземной команды это заметил.
– Эй! – заорал женский голос. – Убирайся оттуда!
Начался хаос. Все кричали. Она это игнорировала.
– Я справлюсь.
Если она поднимется в небо, все наладится. Только взлет и посадка. Ничего опасного. Это докажет Кейлу и Ритц, что ей следует летать – и притушит оглушающий ужас перед тем, что она больше никогда не взлетит.
Когда она включила двигатели, перед ней снова предстала сумятица падения в озеро. О том, что это случится, Психичка предупреждала ее на бесконечных сеансах терапии, на которые ей пришлось приходить в последние дни. Чейз сознавала, что ей надо оставить случившееся позади. Она стиснула зубы, выехала из ангара на заснеженную полосу…
И это было все.
Самолет остановился.
Чейз покрылась потом, дыхание у нее сбилось. «Я взлечу!» – сказала она себе. Ее тело помнит, как это делается: ей просто надо подключить к нему голову. Она посмотрела на синие огни ВПП, обозначавшие ей путь.
Она дала газ и крепче сжала ручку управления.
Когда она впервые поднялась с этой полосы, они с Пиппином ссорились. Она сделала три попытки, ни разу не оторвав «Дракона» от земли, и ее ОРП начал над ней издеваться. Это помогло. При следующей попытке она была настолько поглощена руганью с ним, что ее нервы остались под контролем. И они полетели…
Теперь Чейз помнила только совсем другую ссору. Как она спорила с Пиппином насчет того, умирает ли он. Она помнила его странную улыбку и выкатившиеся глаза. Ее начало трясти, когда в ее памяти всплыл пустой круг доверия, который она нарисовала на песке пальцами, испачканными в его крови.
Чейз подстегнула себя сильнее, жестче – и самолет подлетел над полосой. А потом ее голову затопили мучительные образы. Пиппин умер, а значит, у Чейз никого нет. Она совершенно одинока, и этого не исправить, даже если найдешь, с кем
