стала.
Все начало сходиться.
«Дракон» падает!
Вот почему появился третий «Стрикер». «Феникс» не вражеский. Он был настроен на ту же частоту экстренной связи.
Пилот ответил на призыв их спасти.
6. По нулям: Потеря радио– или визуального контакта
Пиппин обнаружился у них в комнатушке. С измученным видом он валялся на нижней койке. Когда Чейз вошла, он стянул с головы громадные наушники – и из них загрохотала классическая музыка.
– Что было с Кейлом?
– Он ничего не захотел говорить, но, прибегнув к дедукции, я выяснила, что кем бы «Феникс» ни был, он не вражеский. Диспетчерская его вызвала. Там решили, что мы падаем.
– И как это они могли сделать такую ошибку? – съехидничал Пиппин.
Усталость накатила на Чейз. Летать – это одно, а вот разбираться с чужими эмоциями, даже с эмоциями Пиппина, было для нее мучительно трудно, хоть ей и не нравилось в этом признаваться. Дело было тонкое. Пиппин держался так отстраненно и холодно из- за чего-то важного. Она понимала, что ей следует действовать с оглядкой, но когда он попытался спрятаться под своими наушниками, она взяла и села прямо на него.
– Ты странно себя ведешь с того момента, как мы увидели третий «Стрикер».
– Ты вся мокрая!
Он столкнул ее с себя.
– Случайно вышло в душевой.
Пиппин выгнул бровь, заставив ее почувствовать себя виноватой. Это удавалось только ему – и она такого не любила.
– Бунтарь? Или мы его уже кем-то заменили?
– Бунтарь, но спасибо тебе. – Она стала расшнуровывать ботинки, чтобы не смотреть на Пиппина. Та волна адреналина, на которой она отправилась из кабинета Кейла в рекреацию, а потом в мужскую раздевалку, стремительно уходила. На ее место вползала тишина. – Я застукала Сильф за попыткой уничтожить Тэннеру лицо в рекреации. Он болтал о нас с Бунтарем.
– Тэннера отчислят, если он не возьмется за ум, – сказал Пиппин. – Ты об этом тревожишься?
Чейз кивнула. Неужели она ранила Тэннера настолько сильно, что он готов бросить академию? Она потерла лицо.
– Такое чувство, будто смотрю, как он разбивается и горит.
– В каком-то смысле это так и есть. – Взгляд Пиппина был жестким и мрачным. – Тебе не стоило с ним играть. Его чувства к тебе были настоящими.
– Я не играла, но у меня действительно такое ощущение, будто я застряла на карусели. Одни и те же проблемы, снова и снова. – Чувство вины обрушилось на нее лавиной. – Бунтарь сказал, что меня любит. Уф!
– А ты ему ответила, что он тебя не знает?
– Откуда ты…
– Ты всегда так отвечаешь. Послушай, у меня идея: а почему бы тебе не дать ему тебя узнать?
– Я ему не доверяю. – Она ожидала, что Пиппин скажет что-нибудь ехидное, но он промолчал. – Может, мне просто приходится так делать. Чтобы забыть о приближающейся проверке и прочем. Кейл понимает.
– Уверяю тебя: Кейл не понимает твоих любовных побед. – Пиппин перелистнул страничку своей записной книжки. – И эпизоды, когда тебе «приходится так делать», становятся все хуже.
Возможно, он говорил о Тэннере или Бунтаре, но ей показалось, что он имеет в виду нечто большее.
– Пип, сегодня… ты же не думал, что мы
Когда Бунтарь сказал такое, это прозвучало глупо, но сейчас Чейз посмотрела на свой финт с точки зрения Пиппина. Близость земли. Кажущееся необратимым падение…
Не отвечая, он нахлобучил наушники. До нее донесся маршевый ритм «Оды к радости» – и ей вспомнилось его отчаянное мурлыканье, когда они неслись к земле. Она его напугала. Вот почему он вел себя так странно.
– Извини, – выдавила она, но это не помогло.
Может, слово испортилось.
– Я правда извиняюсь, – повторила она. Пиппин что-то корябал в записной книжке, словно не услышал ее. Она попыталась заглянуть туда. – Ты ведь знаешь, что у «Оды к радости» есть стихи? На немецком.
