заменить выбывших из боя.
Дмитрий приучил дружину скакать тесно, касаясь соседей коленями: фланги так сдавливали центр строя, что в середине всадников вместе с конём иногда поднимало на мгновение в воздух.
Монолитный маленький отряд набирал скорость и выглядел как стальной таран, готовый разрушить остриём вражескую стену.
Впереди, исполненный солнечного огня, мчался Дмитрий, следом – тамплиер в белом плаще, затянутый в кольчугу до бровей, и широкий Сморода, помахивающий тяжёлой булавой.
Татары не ждали внезапной атаки, завопили уже в последний момент, пытаясь развернуть навстречу внезапной опасности строй, готовый топтать черниговскую пехоту, – и не успели.
Кояш широкой грудью свалил подвернувшегося монгола одним ударом, вместе с конём опрокинув на землю. Дмитрий кричал что-то страшное – и рубил, рубил, рубил длинным клинком направо и налево, едва успевая утирать с лица брызги чужой крови. Анри ругался по-французски, ловко орудуя мечом, и только Сморода молчал, раз за разом обрушивая ужасный стальной шар на головы визжащих монголов.
Но места убитых степняков занимали новые бойцы, и не была конца их силе – уже устала рука вздымать меч, уже рухнул убитый под Смородой конь, и боярин стоял на крепких толстых ногах, как древний дуб, продолжая сокрушать врагов тяжёлой булавой. Дружинник Жук, прикрывая Дмитрия собой, принял предназначенный воеводе копейный удар и упал, заливаясь чёрной кровью; добришевцы давно потеряли строй, сражаясь в полном окружении бесконечного монгольского моря.
Чудом добрался до Ярилова посланник от черниговского князя, успел прокричать:
– Мстислав Святославович сердечно благодарит за помощь и зовёт пробиваться к реке! Наша дружина туда отходит…
И замолчал навеки, поражённый стрелой.
Дмитрий оглянулся, чтобы велеть трубить отход, но приказать было некому – сигнальщиков вырубили, а стяг едва успел подхватить из рук падающего знаменосца оставшийся без коня Анри. Рядом бились две дюжины ратников – всё, что осталось от полутора сотен добришевской дружины.
Ярилов прохрипел:
– Уходим к Калке! Черниговцы подсобят.
Он не знал, что и сам князь Мстислав Святославович, и его сын уже убиты, а остатки черниговской рати сражаются у лодок, прикрывая отправку раненых на правую сторону Калки.
На берег пробились вчетвером. У Анри плетью висела левая рука, кровь пропитала разрубленную кольчугу, белый хабит превратился в изодранные лохмотья. Франк сказал:
– Это была славная битва! Я горд тем, что сражался рядом с тобой, брат. А теперь – иди, твой чудесный конь, несомненно, вывезет тебя на другой берег, а мы задержим татар.
Дмитрий соскочил на землю, резанул кинжалом подпругу, освобождая коня от седла. Попрощался с Кояшем, что-то шепча верному другу на ухо.
– Идут, ироды! Ну, сучье племя, надоели вы мне, – дружинник Оглобля, ругаясь, растопырил длиннющие руки и пошёл навстречу появившимся на обрыве монголам.
Ярилов хлопнул жеребца по крупу, крикнул – золотой конь помчался по сырому песку прочь, шарахаясь от лежащих на берегу тел.
Ниже по течению вброд переправлялись татары, преследуя бегущих русичей – сотня за сотней, безостановочно.
– Зачем ты отпустил коня? – удивился Анри. – Так тебе будет труднее переплыть реку и уйти от погони. Поторопись, мы не сможем долго сдерживать врага.
– Дурак ты, лягушатник, – рассмеялся Дмитрий, – как я тебя одного оставлю? Обидят ещё.
Рыцарь сверкнул было синими гневными глазами, но и сам в итоге рассмеялся, кривясь от боли в обездвиженной руке:
– Я не могу на тебя сердиться, брат. И нет слаще смерти, чем в бою и рядом с таким другом, как ты!
Ярилов подошёл к старому боярину. Сморода, присев на песок, пытался перевязать глубокую рану на боку. Дмитрий ловко наложил повязку из разорванной нижней рубахи, помог киевлянину подняться на ноги. Попросил:
– Боярин, доберись до Мстислава Романовича. Передай ему дословно: пусть бьётся до конца, не верит вражьим обещаниям. А особенно – клятвам на кресте. И ночью прорывается в Киев, если пойдут единым войском – велика надежда добраться.
– Уж лучше я с вами тут, – кряхтя, сказал Сморода. Наклонился, попытался поднять с песка булаву и застонал, чуть не упав. Прошептал: – Вот незадача, крови много потерял.
