– Эээ? – Коршунов даже приподнялся, уставившись на медеанку.
– Мы должны охотиться вместе. И вместе убить зверя.
– Всего лишь! – Тимур успокоенно опустился на шкуры. – Я готов. Только у нас, землян, тоже имеется обряд на этот случай. Жених должен познакомить невесту с родителями и получить согласие. Как ты к этому относишься?
Утренняя Роса медлила с ответом, размышляя. Наконец согласилась:
– Да. Это правильный обряд. Я постараюсь пройти его.
Вишневый сад утопал в белой пене, наполнял воздух густым ароматом, тысячеголосо гудел пчелиными ордами. Сад спешил жить, праздновал очередную победу над зимними стужами, сад радовался яркому майскому солнцу, синему небу, теплу. И пчелы радовались богатой сладкой добыче, и радовались вернувшиеся в свои гнезда скворцы, и ветерок, залетающий из оставшейся за калиткой степи, радовался. Даже гравий хрустел под ногами радостно. И Тимур радовался – что рядом с ним идет, крепко взяв за руку, неземная девушка со странным именем Росянка. Таинственная и любимая.
Слева басовито гавкнули. Здоровенный черно-рыжий пес, потомок медаленосных немецких овчарок и не знающих родства двортерьеров, выскочил на дорожку. Узнал молодого хозяина, завилял хвостом.
– Джек! Псина ты моя хорошая! – Тимур присел, протянул руки.
Джек тут же подскочил к нему, радостно заскулил, лизнул ладонь, попытался ткнуться черным холодным носом в щеку, был остановлен, обнят за шею.
– Джек, знакомься, это Росянка… эээ… для тебя – Роса. Она друг. – Коршунов поспешил успокоить девушку: – Он не укусит, только обнюхает, чтобы запомнить.
Однако обнюхивать гостью Джек не спешил. Издали потянул носом воздух, посмотрел на хозяина. Еще разок лизнул пальцы. И, высвободившись из объятий, унесся обратно в сад по своим собачьим делам.
– Обычно он слово «друг» с первого раза понимает, – пояснил Тимур, выпрямившись и отряхивая ладони. – Сегодня какая-то вожжа под хвост попала.
Девушка развела руками:
– Наверное, он индейцев никогда не нюхал.
– Это уж точно.
Они прошли еще немного, туда, где посыпанная розовым гравием дорожка сворачивала под прямым углом направо. Здесь сад расступался, открывая аккуратный двухэтажный домик с балкончиками, мансардой и небольшой террасой.
– Это ваше родовое стойбище… то есть поместье? – поинтересовалась Утренняя Роса.
– Угу, поместье, можно и так сказать. Родовое – это точно. Коршуновы в Приазовье и Луганских степях не знаю даже, сколько веков живут. Пошли, пошли, они нас уже увидели!
И правда, навстречу им из-за дома шел высокий крепкий мужчина. Черные кудрявые волосы его были чуть тронуты сединой на висках. И борода была такой же двухцветной, черно-седой. Довершали красочный портрет карие глаза, густые брови и орлиный нос. Одет он был по-домашнему – мягкие вельветовые брюки и клетчатая рубашка с закатанными по локти рукавами.
– Мать, где ты там?! – крикнул он, проходя мимо крыльца. – Гости уже прибыли!
Дверь в дом тотчас распахнулась, выпустив небольшую худенькую женщину в ярко-зеленом фартуке поверх серого платьица. Светлые волосы ее были завязаны в тугой пучок.
– Ну здравствуй, сынку! – Мужчина подошел к Тимуру, крепко пожал руку, затем и обнял за плечи.
– Тимушка! – Женщина подбежала следом, обвила шею сына руками, прижалась к груди. Они были так не похожи друг на друга, но Тимур умудрился унаследовать им обоим: от отца взял черты лица, от мамы – телосложение и волосы.
– Знакомьтесь! – Тимур чуть отстранился, повернулся к спутнице. – Утренняя Роса, моя невеста. Альберт Ринатович, Елена Олеговна, мои папа и мама. Прошу любить и жаловать.
– Здравствуйте, – робко проговорила медеанка.
– Кхм… – Альберт Ринатович прокашлялся вместо ответа.
– Здравствуйте, – Елена Олеговна не удержала вздох. – Очень приятно. Тимур, что же ты не предупредил, что вы уже летите? Я и стол не накрыла!
– Мама, успеешь накрыть. Я пока Росе дом покажу.
– Конечно, конечно, проходите. – Уже на пороге она окликнула сына: – Тимушка, а накрывать-то где? В зале или как обычно?
