– Опять твои магические штучки? – запротестовал Дан. – А потом она переместится куда-нибудь в эпоху Великой французской революции, да?
– Ага. На баррикады полезет с флагом, как та дама легкого поведения, – ехидно произнес Сенкевич. – Речь идет всего лишь о безобидном гипнозе.
– Ну же, Данилка, прекращай, – поддержала Настя. – Я согласна.
– Тогда пройдемте в мою лабораторию. – Сенкевич церемонно кивнул, приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест.
Они вышли, сопровождаемые Сэром Генри и привидением.
В лаборатории Сенкевич усадил Настю в кресло, достал из часового кармана блестящий хронометр на серебряной цепочке.
– Смотри на него не отрываясь. Сосредоточься. Избавься от всех посторонних мыслей. Думай только о нападении.
Девушка послушно уставилась на серебристый корпус хронометра, раскачивавшийся перед глазами. Вскоре веки начали слипаться, она зевнула.
– Сейчас я начну считать, – звучал откуда-то издалека голос Сенкевича. – На счет три ты уснешь и увидишь себя в переулке Ист-Энд в момент нападения. Раз… два… три…
Настя на мгновение отключилась и пришла в себя от холода. Она шагала по Томас-стрит, мимо темной подворотни. Шею захлестнула петля – чья-то безжалостная твердая рука потащила ее в непроглядный мрак. Она задыхалась, снова, как наяву, переживая боль, ужас и страх смерти. Вырывалась изо всех сил, хрипела надорванным горлом.
Все промелькнуло мгновенно, и вот уже раздался крик: «Стой, полиция!» Убийца отступил, Настя схватила его за руку. Теряя сознание, подумала: «Рука слишком маленькая. И что-то в ней неправильно…» Рука убийцы выскальзывала из ее ладони…
– Просыпайся! – ворвался в ее сознание повелительный голос. – Раз… Два… Три…
Настя обнаружила себя сидящей на стуле. Дан бросился к ней:
– С тобой все в порядке? Ты так страшно хрипела…
– Да. – Настя подержалась за горло, сделала глубокий вдох и сказала: – Я вспомнила. Когда нападавший убегал, я успела схватить его за руку. Она была слишком маленькой для мужчины. А еще в одном из пальцев перчатки была пустота. Это Мэри, точно Мэри.
– Что и требовалось доказать, – самодовольно сказал Сенкевич. – Гипноз – великая вещь!
– Теперь бы еще узнать, кого убили на самом деле, – озадачилась Настя.
– С этим, возможно, будут сложности, – предположил Дан. – Особенно если жертва проститутка, а скорее всего, так и есть. Потрошитель еще ни разу не отступал от правил. Не факт, что кто-то будет ее искать и подаст заявление в полицию.
– А если взять за гипотезу, что Мэри хотела спрятать концы в воду, скорее всего, она выбрала жертву, у которой нет ни родственников, ни друзей, – добавил Сенкевич.
– Пройдусь по Ист-Энду. – Дан поднялся. – Загляну в трактиры. Может, удастся отыскать зацепку.
– А я, пожалуй, пойду в лабораторию, разбирать записи Уотсона, – отозвался Сенкевич. – Если узнаем, чем закончилась история в Баскервиль-холле, это поможет разобраться и в нынешнем деле.
– А мне чем заняться? – спросила Настя.
– Сиди и не рыпайся! – хором ответили мужчины.
Сенкевич
Разобраться в грудах бумаг Уотсона была та еще задачка. Сенкевич терпеливо раскладывал листы по четырем стопкам: записи о пациентах, отчеты о ходе научных экспериментов неугомонного доктора, о его же эзотерических опытах, и те страницы, где упоминался Холмс и его расследования. Таких нашлось немало – исчерканные черновики рассказов, краткие заметки на память, письма Уотсона к сыщику. Пока из двух десятков листов только один мог относиться к истории собаки Баскервилей. Да и то на нем половина текста была тщательно вымарана.
– Интересно, почему же я так плохо помню именно этот случай? – вслух спросил Сенкевич у призрачной девушки, которая болталась под потолком. – Ведь совсем недавно было…
Машенька опустилась и заметалась перед ним легким клочком тумана, который перекатывает ветер. На заплаканном лице
