– Доделайте дело во славу Морриган, братья. – Верховный жрец отошел в сторону.
Помощники заработали топорами, отсекли руки у живого еще, вопящего человека. Обмотали веревками, повесили на большой, древний, покрытый шарами омелы дуб. Затем настала очередь ног, но к тому моменту несчастный умер – возможно, кровожадная богиня Морриган была довольна даром и проявила милосердие.
Части человеческих тел уродливыми украшениями раскачивались под ветром на ветвях дуба. Здесь были руки, ноги, туловища и головы, еще сочащиеся кровью, свежеотрубленные. Рядом висели полуразложившиеся куски плоти, издававшие зловоние, чуть поодаль – истлевшие до костей, побелевшие от дождей и времени.
Старый дуб многое повидал за свою долгую жизнь: сотни, тысячи людей умерли у его корней, щедро питая землю кровью. Видел он пытки и убийства, агонии и последние судороги, слышал проклятия, мольбы и крики боли. Здесь, в самом сердце чащи мрачного, страшного леса, где били темные, как кровь, родники, впадая в маленькое круглое озеро, многие века вершились жертвоприношения. Здесь, в Неметоне, под сенью священных дерев, украшенных омелой, было царство ордена друидов. Здесь делались предсказания будущего, решались судьбы царей, завязывались и развязывались войны, вершились темные ритуалы, а избранные счастливцы препровождались в мир иной.
Великий Бессмертный, верховный жрец в остроконечном колпаке и венце из дубовых листьев, правил этими землями из Неметона. Не было среди кельтов человека, равного ему в могуществе и власти.
Маленькое озеро окружали семь белесых от времени изваяний, грубо вытесанных из дубовых стволов, – угрюмолицые боги друидов. Каждому из них приносилась своя жертва. Лугу, охранителю земледелия, даровались юноши, которым перерезали горло, проливая кровь на землю. В честь злобной богини войны Морриган закалывали копьем взрослых воинов, затем разрезая их на куски. Великой Дану, богине-матери, проносили в жертву женщин, вспарывая им чрево. Для грозного Тараниса, бога молнии, сжигали в деревянных корытах детей. Тевтатесу, защитнику от врагов, отдавали молодых мужчин. Их наряжали в красивые одежды, надевали на головы венки, а затем перерезали горло, собирая кровь в особые сосуды. Кехт, бог-целитель, любил, когда ему жертвовали младенцев, зарывая их в землю живыми.
Был еще один бог, седьмой, самый страшный. Дит, бог смерти и судьбы. О том, как умилостивить его, ведал только верховный жрец. Когда приходило время даровать Диту жертву, Великий Бессмертный оставался в Неметоне ночью один. Ровно в полночь он открывал деревянную клетку, в которой сидела предназначенная для Дита самая лучшая, самая сладкая жертва – юная невинная девушка. Темная чаща до утра оглашалась воплями боли. Когда же первые солнечные лучи касались верхушек деревьев и остальные жрецы собирались к озеру – все было кончено. Никто не знал, куда исчезали девушки, никто не видел их останков, никто не задавал вопросов: право Дита священно.
На сегодня все жертвы были принесены, все предсказания сделаны, одобрение богов получено. Великий Бессмертный кивнул старшему помощнику. Тот подошел к дубу, увешанному кусками мертвых тел, и, зажав в зубах маленький золотой серп, принялся ловко карабкаться по толстому стволу. Перебираясь с ветки на ветку, добрался до самого большого шара омелы, аккуратно срезал его, спустился на землю. Благоговейно передал белесый ком верховному жрецу. Тот принял растение, махнул рукой:
– Ступайте, братья.
Друиды молча, пятясь, отступили за деревья и растворились в чаще. Великий Бессмертный преклонил колени перед изваянием Дита. Сегодня ему предстояло сложное и важное действо.
Дан
Частная лечебница для больных с милым названием «Мунлайт» располагалась в Гилфорде. Она была совсем небольшой – уютный двухэтажный дом, окруженный тисовой рощей.
Экипаж подъехал к кованым воротам, приветливый служащий широко распахнул их, и колеса застучали по мощенной булыжником дороге, которая вела прямо к дверям лечебницы. Поднявшись на чисто выметенное крыльцо, Сенкевич взял висящий возле двери молоток, стукнул три раза.
Дверь открылась, их встретила миловидная женщина средних лет в коричневом платье, перетянутом белоснежным фартуком. Полноватое лицо, обрамленное туго накрахмаленным чепцом медсестры, расплылось в улыбке.
– Доктор Уотсон, мистер Холмс? Пойдемте, доктор Браун ждет вас в кабинете.
Воспользовавшись обширными связями своего «объекта» в медицинских кругах, Сенкевич за два дня сумел выйти на
