использовали вас со времен, когда вы были еще сгустками протоплазмы, которые покачивались вдоль линии прибоя. Мои соплеменники – эпикурейцы. Мы любим чувственные удовольствия, мы и гурманы, и сибариты одновременно. Мы питаемся кровью и страхом, получаем наслаждение, сдергивая покровы, которые скрывают истину. Нет смысла повторять то, что ты и так знаешь. Волвертон и Рурк уже все тебе рассказали. Когда ты пытаешься осознать эти факты, у тебя в мозгу бурлит химический процесс, равносильный вспышкам фейерверка. Так в примитивном сознании зарождается страх – а я уже весь дрожу от предвкушения. Я прожил тысячи твоих жизненных циклов, но до сих пор наслаждаюсь вкусом вашего отвращения и ужаса.
– Ладно. Мы муравьи, а ты паренек с увеличительным стеклом. И это все? Я подозревал, что у вселенной есть какой-то грандиозный план на наш счет, либо она монументально равнодушна к нам. Но та фигня, которая происходит в Олимпии, меня разочаровала.
Дон все еще сжимал в руке вазу, рассчитывая, что ему таки удастся нанести точный удар. Он боялся сдвинуться с места, чтобы не рухнуть с вершины утеса в пропасть.
– Несмотря на наше превосходство над вами, мы остаемся лишь шестеренкой в механизме. Мы не боги, хотя, с вашей точки зрения, не очень от них отличаемся. Каковы бы ни были расхождения между нашими двумя видами, вас, безусловно, удобно держать под рукой. Ваши дети обеспечивают нам пропитание – настоящий праздник крови и страха. Ваше взрослое население мы используем для своих исследований и охоты. Отдельные избранные представители вашей расы поставляют сырье для продолжения нашего предвечного рода: мы сдираем с них кожу и посредством агонии и деградации приводим в соответствие с нашими традиционными эстетическими принципами. Эти немногие счастливчики, отборные экземпляры человечества, становятся бессмертными. В прошлом такое предложение было сделано и
Дон швырнул вазой туда, откуда доносился монолог Бронсона Форда, надеясь услышать гневный вопль, звук удара – хоть что-нибудь. Но реакции не последовало. Выждав несколько секунд, Дон спросил:
– Где моя жена и дочь, мерзавец? Где Аргайл и Хэнк?
– Твои пособники валяются на вершине метафорического муравейника. Они будут вечно вкушать настоящие муки христианского ада. Этим глупцам уже не помочь. А вот твои женщины… Это более деликатный вопрос.
– Может, ты и не бог, но уж, как минимум, сатанинский папа римский. Если ты явился с визитом на дом, значит, тебе что-то от меня нужно.
Ответный смех Бронсона Форда прозвучал как удар грома. Один из темных углов озарился бледной вспышкой, и скопления звезд исказились, словно отраженные в кривом зеркале. Незнакомые созвездия мерцали и искривлялись, а черное пятно, все расширяясь, поглощало их одно за другим; затем показался померкший красный диск Солнца, Солнечная система с ее умирающими планетами, Земля…
Земля была окутана ядовитой багряной дымкой. Океаны походили на застывший суп. Одно из полушарий покрывал грязный охряно-бордовый ковер гниющих джунглей, другое представляло собой голое вулканическое плато. Большая часть городов была погребена под песками или под грудами гниющих растений; некоторые провалились в пропасти. Уцелевшие здания опутывала паутина лиан и покрывал янтарный лед, превращая их в причудливо изогнутые башни, в которых едва угадывались начальные очертания.
Приматы стекались в эти едва пригодные для жизни регионы, и, когда линза Бронсона Форда приблизилась и изображение увеличилось, стало ясно, что эти несчастные так же перекошены, как и небоскребы вокруг. Толпища людей тащились к зиккурату размером с Эмпайр-стейт-билдинг?[106]. Гигантский зиккурат был сооружен из костей и плоти бесконечного числа разумных существ. Прямо в его сердце открывался тоннель, сочащийся черным и ведущий в Иное. Сначала отдельными тромбами, затем целыми табунами крохотные фигурки поднимались в воздух и всасывались через раскрытую мембрану отверстия, издавая при этом пронзительный комариный писк.
– Понимаешь ли ты, что ожидает вас на закате вашей цивилизации? Эта склизкая дыра в алтаре отнюдь не ведет в наш мир. Нет, человечишко. Это пасть нашего отца, Старого Червя. Сие почтенное создание каждые несколько эпох пробуждается от сна и требует кормежки. Мягонькая, захлебывающаяся криком человечинка – одно из самых изысканных угощений. То, что ты видишь, лишь начало конца. Когда придет Великая Тьма, она обернет ваш мир таким же коконом, каким обернула наш. Терра будет выпотрошена и вычищена, как мы потрошим и вычищаем оболочки разумных существ, ее присоединят к Диаспоре, сорвут с орбиты и вышвырнут прочь. Это неизбежно.
Бронсон Форд выступил из тьмы, излучая кроваво-красное сияние, – разросшийся до чудовищных размеров гигант, сидящий на мусорной куче костей, которая дрейфует по поверхности бесконечной пустоты. Его глаза и рот превратились в порталы, не отличимые от отверстия на зиккурате, в саму пустоту. Он был Сатурном Гойи, Полифемом, безрогим Сатаной. Его плоть состояла из множества кусков кожи, сшитых воедино, как лоскутное одеяло. Его улыбка излучала великодушное злорадство.
У Дона пересохло во рту. Он постарался не выдать своего страха:
– К счастью для меня, я давно буду мертв. Все, кого я знаю, будут тоже лежать в земле.
– Резонное замечание. Увы, к сожалению для тебя, не совсем верное. Пройдут эпохи, прежде чем Диаспора достигнет пределов этого мира. Однако в моей власти продлить существование тебе и твоим близким, чтобы вы могли стать непосредственными свидетелями этого поистине ужасного заката. Скажи мне, маленький Мельник, неужели ты не предпочел бы оказаться на стороне победителей, а не жертв, когда подойдет время этого неизбежного завоевания? А твоя подруга? Я сгораю от любопытства – так хочу узнать, насколько ты ее любишь. Женщины рода Моков служили нам неплохо. И все же я
