Хмуро вздыхая, донна устроилась в уголке кровати, замотавшись в одеяло, и принялась перебирать в памяти их разговор, с каждой минутой мрачнея все сильнее.
Теперь она и сама не могла понять, с какой стати ляпнула про долг дорина: как всем известно, Тайдир никогда не входил в число властителей, поддерживающих в своем доранте этот старинный обычай. Так откуда тогда вообще всплыло в ее голове воспоминание об отвратительном праве?
Конечно, можно свалить это бестактное заявление на растерянность и стыд, охвативший девушку, когда она ощутила, как сильные мужские пальцы пытаются осторожно расстегнуть пуговки платья у нее на спине. Или на попытку заставить Тайдира уйти хитростью, предварительно хорошенько разозлив. Но ведь смешно же лгать самой себе?
Ничего такого Лиарена даже не замышляла, да и некогда ей было. В тот момент ее волновали совершенно другие мысли… и более всего, как ни неловко признаваться, – способ незаметно запереть дверь в детскую. Берт и Устина привыкли входить без стука, и донне очень не хотелось бы потерять уважение в глазах помощников.
Все-таки в подобных случаях сначала положено сделать объявление для домочадцев и слуг, совершить ритуал и устроить праздничный обед… и только потом счастливые молодые жены позволяют свежеиспеченным мужьям какие-либо вольности.
Лиарена размышляла и вздыхала целый час, но смогла придумать своему поведению с дорином только одно объяснение. Видимо, так сильно на нее подействовала встреча с Дильяной и магами. Вот после этих событий обычно вежливая и благоразумная донна и начала действовать вопреки собственным правилам и воспитанию. Не остановила Тайдира холодно и твердо, как положено девушке ее положения, а принялась придумывать несправедливые обвинения.
Значит, завтра придется идти к дорину и просить прощения… От одной только мысли об этом уже сейчас хочется застонать и, зажмурив глаза, сбежать куда-нибудь подальше.
Ведь, кроме той, первой, встречи была еще одна… на следующий день, на свадьбе Дильяны. Стремительная и никому не заметная встреча двух пар глаз, оставшаяся в памяти назойливо ноющей занозой. Шипом, прочно застрявшим глубоко в сердце и заставляющим отталкивать всех пытавшихся ухаживать за ней мужчин. Лиарена и сама теперь удивляется, как ей хватило сил и терпения разговаривать с ними мирно и учтиво, находя серьезные и приличные причины для отказа. Спасибо еще приемным родителям, твердо и непреклонно вставшим на ее сторону и никому не позволявшим осуждать чересчур разборчивую невесту.
Лиарене вдруг вспомнились дом, мать, ее добрый грустный взгляд и тихие слова, веско сказанные на прощанье:
– Но если станет очень тяжко… не надрывайся. Бросай все и возвращайся домой, мы всегда будем рады принять тебя назад. И даже не сомневайся, ничего страшного или постыдного в этом нет.
Милая матушка, как хорошо она знала Лиарену! Никогда ее приемная дочь не отступит ни перед какими трудностями. Как и не вернется больше в тот дом… только если в гости.
Легкий стук в дверь мгновенно прервал и спутал размышления донны и испугал ее почти до икоты. Почудилось, будто это вернулся Тайдир, и она боялась даже попытаться догадаться зачем. Но с постели соскочила торопливо, как горничная, застигнутая в хозяйском кресле, суетливо расправила на кровати одеяло и, путаясь в складках юбки, натянула платье. Застегивать пуговки времени не было, и потому донна накинула на плечи любимую шаль.
А потом с замирающим сердцем шагнула к двери и щелкнула засовом.
– Я вас не разбудила? – Устина почему-то не говорила, а шептала, а донна начала ощущать, как разгорается на щеках предательский румянец.
Ведь они небось слышали грохот кресла… и успели навоображать себе бог знает чего.
– Я только собиралась ложиться, – сказала донна почти правду. – А как там Карик?
– Немного поел и сразу уснул, – свободнее вздохнула няня. – Я обтерла его ветошкой с чередой и помазала маслицем. Наверное, лучше уж сегодня не купать, больно сладко спит. Да и вы еще не совсем здоровы.
– Я неплохо себя чувствую… – Лгать доброй женщине не хотелось, но и говорить все начистоту Лиарена пока не была готова, вот и решилась отделаться полуправдой. – Это меня разговор с дорином… расстроил. А он вообще рассердился… Ты, наверное, слышала, как кресло отшвырнул и дверью хлопнул.
– Можно мне войти? – Няня робко взглянула на хозяйку, и та немедля отступила от двери.
– Конечно, ты же знаешь. – Донна прошла впереди Устины в столовую, с досадой покосилась на перевернутое кресло и села на свое место.
Няня явно хочет ей что-то сказать. И если кому-то другому Лиарена подобную бесцеремонность не позволила бы, то обижать Устину никогда не решится. Их всего двое у нее – людей, которые открыто стоят за донну против всего дома, а такую преданность нужно беречь пуще драгоценных украшений.
– Я никогда бы не решилась, – подтвердила ее подозрения Устина, – помянуть про дорину Дильяну… но я была ее горничной и потому знаю о ней много больше других. Хотя и остальные слуги многое видели и о многом догадывались… Сами знаете, недогадливые да медлительные на таких местах долго не держатся.
