Под конец мой голос зазвенел, но я все еще не рыдала:
– Прошу вас: разрешите! Дайте ему шанс!
– Вы испытываете к креадору личные чувства, не так ли? – произнес Правый.
Я смогла только кивнуть, потому что слезы, так долго сдерживаемые, наконец просочились наружу. Говорить стало невозможно.
– В истории были прецеденты, когда контролер, испытывая симпатию к творцу мира, обращался в суд семиугольника. Были. Но не много, – заговорил Левый. – Фактов вынесения оправдательного приговора и того меньше, но все-таки они тоже имели место. Но не было ни одного случая, подобного этому.
– Коллеги, я предлагаю в порядке исключения все-таки разрешить Бренне Рейлис обратиться к семиугольнику. Проявим милосердие!
Творцы поворчали… но согласились.
– Спасибо, о справедливейшие! – прошептала я.
– К сожалению, Неумолимая, это мало что дает вам, – с полным безразличием в голосе произнес Средний. – Вероятность того, что вашего сокурсника оправдает как минимум четыре мага, крайне низкая. Тем не менее мы сделаем все по закону: раз в день вы будете устанавливать связь с одним из членов семиугольника – в нашем присутствии, разумеется. И он или она, ознакомившись с сутью проблемы, будет выносить решение, не зная о мнении других. Это справедливо. Мы будем ждать вас здесь же завтра вечером. Более точное время узнаете ближе к моменту связи. Не забудьте, что вы обязаны законсервировать мир и оставаться на месте до вынесения приговора.
Я снова поблагодарила, и два творца исчезли. Остался только Правый, с книгой.
– Мой вам совет, Бренна, – нахмурившись, объявил он. – В течение нескольких дней, пока будет идти суд, попытайтесь найти причину катастрофы. Если вдруг выяснится, что вина лежит не на творце мира, вероятность спасти его станет тверже, чем зыбкая надежда на милость креадоров.
– Вы считаете, что… есть шанс? – жадно ухватилась я за эту идею.
– Дело в том, – задумчиво произнес творец, – что Даймонд Баум – лучший креадор не только вашего семиугольника, но и всех ныне существующих. И мир его до сего момента был образцовым. Я бы не исключал вмешательство извне. Например, по причине зависти?
Я стояла как громом пораженная. О Мерлин, этот человек верит в моего Даймонда больше, чем верила я сама. Так неужели я не приложу все силы, чтобы отыскать эту бесову причину!
– А что это может быть, справедливейший? – взмолилась я.
– Этого я не знаю, Неумолимая. Ищи сама.
С этими словами исчез и он.
От свечи в моих руках остался небольшой огарок. До завтрашнего вечера она должна восстановиться – чем целее будет свеча, тем дольше сможет продлиться связь.
Отложив пока огарок, я подошла к перилам площадки и вытянула вперед руки. Мир можно законсервировать без всяких артефактов, одними заклинаниями.
Я обращалась к стихиям: небу и ветру, солнцу и свету, к зверям на земле, к грозе и листве. И к Чистой воде, рубинового цвета. Если мне улыбнется удача – вода не станет цвета опала.
Я закрыла мир. Теперь он не угадывается снаружи, к нам нельзя проникнуть, отсюда нельзя выйти. И даже жизнь внутри потечет чуть медленнее.
Закончив с ритуалом, я опустилась на корточки, привалившись спиной к стене. Хотелось посидеть пять минут с закрытыми глазами, но я мгновенно уснула и проспала до утра.
Оттавио притащил наверх надувную кровать и переложил меня на нее, укрыв плащом поверх одеяла, а я даже не почувствовала.
Глава пятая
Проснулась я в семь утра.
Четыре часа для сна маловато, но я сразу вскочила, растирая затекшие конечности. Выспимся на том свете! И неизвестно, кто из нас раньше.
С замиранием сердца я подошла к чаше. Что ж, вода, по крайней мере, не изменилась.
Как по мановению волшебного жезла, вошел Оттавио, свежий и отглаженный, с подносом, на котором красовались чашка кофе, источавшего дивный запах корицы, и чудесная яичница с беконом – то, что нужно полудохлому со сна контролеру.
– Оттавио, ты мой волшебник! – улыбнулась я.
Следом за дворецким на башне появилась Паола, она несла раскладной столик и такой же стул.
– Я подумал, что сеньоре Неумолимой будет удобнее позавтракать, прежде чем спуститься вниз.
– И ты попал в самую точку, Оттавио.
Паола ловко разложила стул и стол, дворецкий поставил поднос и отпустил горничную.
– Хозяин спрашивал, – робко произнес Оттавио, – когда вы сможете навестить его?
