Вогнал меня в краску, в самом деле. Я замахала руками, отчаянно завертела головой, но девять из десяти мужчин уже вскочили на ноги и принялись скандировать:
— Она нам споет, она нам споет, от нас не уйдет, пока не споет.
С надеждой я посмотрела на дверь. Артур разгадал мой план и посоветовал:
— Лучше не ломайся.
Чудесное дитя от нас не уйдет, — утешил меня Билл, — пока не споет.
Я встала, а крикуны уселись. Какой-то здоровяк — за что ему отдельное спасибо — схватил меня за талию, как пушинку, и поставил на стол. Билл оказался прав — уйти от них не представлялось возможным. Я знала, что у меня хороший голос, но бешено стеснялась. Весь бар притих.
Что было делать? Я откашлялась, и тут в пивную ввалился один из корешей Винаблза. Увидев меня стоящей на столе, он прикрыл рот рукой и издал такой мерзейший пердящий звук. Как по команде, все, кто был в баре, вскочили, заорали, замахали на придурка руками, кулаками. Они вдруг превратились в колонию беснующихся одичавших существ, готовых на что угодно в своем неистовстве. Приятель Винаблза замялся и живенько убрался подобру-поздорову. Мужчины в баре тут же откинулись на спинки стульев, замолчали, уставились на меня — а я вдруг испугалась, поняв, как мало надо, чтобы мужская гулянка переросла в кровопролитие.
Когда порядок восстановился, Билл произнес:
— Осока, запевай.
К тому моменту замолчали даже трубачи и барабанщики уличного оркестра. Наверное, лучше бодренькую, решила я, дрожа, что твой осиновый лист. Я знала только один способ справиться с таким смущением и неловкостью — их нужно было куда-то перенаправить. Поэтому я уставилась на Артура и запела. Начат со старенькой песни про «Веселого молодого мясника»,[9] и им, по-моему, понравилось.
На протяжении всех девяти куплетов Артур не сводил с меня глаз, а я с него. Они свистели, топали, просили еще, ну, я и спела «Черного как смоль кузнеца»[10] — очень двусмысленная история, если вслушаться. Они опять свистели, хлопали, стучали ногами, но тут уж я не выдержала, слезла со стола и сказала, что на сегодня хватит.
Пиво лилось рекой, а в меня через не хочу впихнули новый бейбичам. Сияющий Билл поддразнивал Артура, что я, мол, не свожу с него глаз. Он с невообразимой гримасой наклонялся вперед и тискал Артура мозолистыми пальцами за щеку. Надо сказать, Артур сильно не сопротивлялся — во всяком случае первые два раза.
Потом я, видно, ненадолго ушла в себя. Заметив, что мне взгрустнулось, Билл попытался приободрить меня:
— Осока, выше нос, один раз живем.
— Все этот Винаблз. Видела его в палатке, опять надо мной издевался.
Билл призадумался. А я заметила, как оживились при упоминании управляющего поместьем два амбала в красно-белых регбистских майках. Билл вдруг очнулся:
— По-моему, у Медбурна в этом году легкий недобор. Парни, я ничего не путаю?
— Да, еще один или двое не помешают, — согласился кто-то.
Билл встал:
— Пошли подыщем кого-нибудь в пивной палатке.
Парочка его приятелей-выпивох мигом осушили пинты и нетвердой походкой отправились за Биллом. Я спросила у Артура, не надо ли нам тоже с ними, но здоровяк в красно-белой полосатой футболке молча вытянул руку и мягко удержал меня:
— Утеночек, вы с Артуром побудьте пока с нами.
— Ага, — обрадовался Артур, — посиди немного с нами, с халлатоновскими.
Один из халлатоновских, несмотря на все мои протесты, купил-таки мне третий бейбичам. На вид они, конечно, были грубоваты, эти халлатоновские, но оказались милыми ребятами. Очень они интересовались, откуда я знаю столько песен, и почему так хорошо пою, и так далее, — но не оставляло чувство, что удерживают меня специально.
Шествие должно было стартовать в час тридцать. Незадолго до этого оркестранты мгновенно осушили стаканы и побежали настраиваться перед
