– Это почему еще?
– Так, не знаю, – вдруг замялся собеседник. – Но точно: с боку припеку она. Оттеняет события, и квит… А дела наши, они помимо музыки делаются. Возьмем того же графа Орлова. Вот он создал сюжет так сюжет! Русский, неповторимый! «Орловский рысак» тот сюжет называется. И как ты его ни поверни, что про него ни балаболь, а только живой рысак при всех раскладах остается! Смекаешь?
– Не очень.
– Вот я и вижу: глубоко ты в музыку свою окунулся. Гитару с собой носишь.
– Я на концерте был.
– Сам играл?
Ты хотел соврать, что да, играл сам. Хотел добавить еще, что раньше был скрипачом, а не каким-то там гитаристом, и что со скрипки на гитару переходить было легко, но противно… Но, сглотнув слюну, сказал, как было:
– Не. Высоцкого хотел послушать, не пустили.
– Высоцкий – сила. Тоже – сюжет времени.
– Как это?
– А так! Мы с тобой – не сюжеты, ну, в общем, мы с тобой не есть содержание земной мечты и мысли. Так, шевеления травы. А он – сюжет! И граф Орлов – сюжет. А орловский рысак – тот вообще сюжетище! Ты, я вижу, про графа и про его коней ничего толком не знаешь. Идем в караульню. Тебе там нельзя, так я по дороге расскажу…
Захлебываясь от счастья, маленький кандидат начал безостановочно рассказывать, как Орлов-Чесменский разбил турецкий флот. Возбуждая себя все больше, он скинул пальто, расстегнул пиджак, и пиджак его от ветра стал надуваться и опадать, как парус.
Было так. Граф приобрел сказочного скакуна и за редкую белизну шкуры назвал его Сметанкой. Заплатил Орлов за Сметанку 62 500 рублей, а помог графу совершить эту покупку паша Гассан-Бей, командовавший турецким флотом, тем самым, который Орлов чуть раньше наголову и разбил.
Турция лежала в руинах. Дымились развалины. Выли под кипарисами собаки. Стонали от предвкушения неслыханных удовольствий турчанки. Орлов торжествовал. Ему не нужны были чужие страны и мокрые тяжелые паруса. Ему нужны были лошади!
Степное далекое прошлое заговорило в нем, враз перекрыв хохот и топот моря.
Но для начала нужна была лошадь необычная, всех других лучше. И такая лошадь нашлась. Лошадь – чудо! С диковинно удлиненным корпусом, неизъяснимо грациозная, но и мощная, и неподатливая…
– Не лошадь – морской дракон! Морской конь, имел я в виду…
Маленький кандидат скинул теперь и пиджак – караульня была рядом – и, маша светлыми рукавами рубахи, стал изображать, как Сметанку, под охраной целого полка, везли через каменистые Балканы. Он пробежался взад и вперед, потом взял чуть в сторону, а затем – снова набросил пиджак на плечи. И было отчего!
Командир полка (по прямому указанию графа), чтобы Сметанку не украли, выкрасил скакуна по дороге в черный, менее ценившийся цвет. И побежал по Балканам не конь бледный, а конь угольный, вороной!
Волны Черного моря вскипали от прохода тысячетонных кораблей. Орлов каждый день справлялся о Сметанке. А после Сметанки – о семье Гассан-Бея. Кстати, все это время взятая Орловым в плен семья Бея находилась под полной защитой графа и жила у него, как у Христа за пазухой.
– …жила, оберегаемая, как та бутылка у тебя во внутреннем кармане, – добавил внезапно золотоокий. – Стоп! – крикнул он. – Стоп! Чувствую, про бутылку ты не соврал. Давай ее сюда!
Маленький кандидат принял бутылку бережно, под донце, и мигом исчез в караульне. А ты продолжал стоять как истукан, потом подошел, подергал дверь и понял, что остался без бухла, хотя и с русским сюжетом.
В это время из-за отдельно стоящей кирпичной стены вышел красно-серый, с неимоверно длинным туловищем конь. Подволакивая правую ногу, конь ушел в поля. И ты сразу вспомнил еще две строки из Высоцкого, которые, покидая МХАТ, со сладкой ненавистью пропел маленький плешивый актер:
Тут же из караульни выскочил кандидат и крикнул, что гулять красно-серому уже недолго, что он орловец, но орловец бракованный, что у красно- серого, как и у его предка, тоже лишняя пара ребер, но той резвости и красоты, что у Сметанки или у Квадрата, нет и в помине!
Маленький кандидат вдруг замолк.
– Вот оно с лишним ребром как, – лопнувшим голосом сказал он через минуту, – несладко с лишним ребром, керя. А ведь в лишней паре ребер – вся красота!.. Ну да ладно. Принял я, и захорошело, – чуть подобрел он, – могу сводить тебя куда надо.
В отдаленной конюшне, близ перелеска, у какой-то речки-вонючки кандидат показал тебе по очереди четырех выбракованных лошадей, заплакал, вывел двух из них, крикнул:
– А поскачут! Поскачут, говорю тебе, не хуже здоровых!
Суетясь, стал запрягать коней в стоящие здесь же летние дрожки.
