– Отдай лицо, паскуда! – кричал по дороге Гриша. – Это мое! Я выдул, я!
Их едва разняли. Приличный человек написал заяву.
Гриша в полиции клялся и божился: увидав стеклянные глаза, до синевы прозрачный нос, играющие винными искорками щеки, он сразу понял: его, как лоха, разводят!
– Ванька Первухин уже как-то раз украл у меня стеклянную голову! Пива туда набуровил, свою голову под плащ аккуратненько спрятал, а стеклянную поверх плаща приладил – и ну прохожих пугать! А я не для пуга?лок, граждане начальники. Я для искусства, – продолжал уламывать полицейских Гриша.
Тогда ему сошло с рук. В этот раз нет. И полетел Гриша мелкой пташечкой в Клинику неврозов, к доктору Абезгаузу!
– Я тебе письмо из клиники напишу! – крикнул напоследок Гриша и тут же исчез за судебной дверью.
В сентябре – неожиданный звонок:
– Приходи скорей! Я в Горбача «Комет» залил. Сперва глянул – ух и шипит, ух и брызгает голова мыслями! Но потом всмотрелся – слишком лазурными глазки у Горбача стали. Я тогда «Комет» вылил, а мочу, что собирал для поликлиники, ты уж меня прости, через воронку – да ему и в дырочку, ему и в дырочку! Ух, и сияла, ух, и кипела моча! Сразу видать: подходящую голову нашла. Теперь-то уже отстоялась, успокоилась. Но ты все равно приходи! Цвет у нее – ну, прям восторг. Бурый, с золотинками. Правда, зловещий чуток. И знаешь, чего я тут, в гараже, вдруг понял? Знаешь? А вот: тень знает, за кем ходит!
– Ты к чему это, Гриш?
– А это я вот к чему. Хорошее изображение первообраз свой за версту чует! В общем, если копии человеческой правильную жидкость в жбан залить – так она и живому мозги прополощет! А кой-кому так даже и выправит…
Письма слепым
Стукнули двери, пыхнула огнем сигаретка, три аккорда – и сразу песня…
Слепые заходили трижды. Два раза мужики: один – короткопалый, русокудрый, другой – в шляпе на глаза, с волосатыми кистями рук, нервный. В третий раз зашла девушка с микрофоном…
Холодно, неуютно. Моторный вагон стучит, не греет. Поздняя весна, с заносами по самые пути, тоже не веселит. Хорошо – за окнами темновато. И народ в утренней электричке, в общем, ничего: нет бузил и громил, и пьяни прилипчивой тоже нет…
Но вот слепые певцы, те, конечно, кишки вымотали быстро.
С перерывом в пятнадцать минут, полностью одинаковыми движениями перебирали они гитарные струны. Тренькали осторожно, чтобы не сказать трусовато. Пели слепые мужики одну и ту же песню: про дом небесный и про дом земной, про то, что дом не стол и не стул, и что человека в доме должен кто-то ждать.
Минут через двадцать после мужиков – слепая девушка. С постной сурковой мордочкой, в розовом детском пальтишке, но прыткая, но разбитная. Зашла и с ходу запела: «Напилася я пьяна…»
Когда слепая пела, то вставала на цыпочки. Потом с явным облегчением опускалась на полную ступню. А после даже начала раскачиваться, в такт песне. Но внезапно раскачиваться бросила, расчетливо, одним движением опустилась на пустое сиденье и рассмеялась: никак не могла представить себя пьяной. Да и весь наш вагон – особенно когда слепая пела про «милушку на постелюшке», – ей, конечно, не поверил.
Правда, деньги, причем одни только бумажные, передали все.
Проверив бумажки на шершавость и хруст, слепая вдруг резко смахнула их в новенький, хорошо вздутый пакет. Все так же улыбаясь и еще сильней задирая сурковую мордочку вверх, ушла. Поэтому когда после Ашукинской в электричку вошел еще один слепец, с черным плоским громкоговорителем на боку, запас вагонной благотворительности был вычерпан нами до дна.
Словно бы это почуяв, четвертый слепец петь не стал. Он вытащил серебристый мобильник и, как дурак, с гитарой наперевес и мобильником в руках, застыл в проходе.
– Теперь на песнях настоящего бабла не срубишь. Вот они и насобачились, – сосед сзади прочистил горло, – в вагонах снимать. Я тут попал уже на две тысячи! Но снимки, скажу я вам, интересные…
– Снимки? – полуобернулся я к рыжему, без шапки, соседу, который полчаса назад уже пытался со мной заговорить.
– Ну. Снимки, фотки! Фотик же особенный для слепых изобрели. Они им и щелкают. Потом фотки на дом присылают. Причем в двух вариантах: первый вариант – снимки обычные. Второй – рельефные, в точках и черточках, для тех, кто на ощупь видит…
Четвертый слепец на голоса наши развернулся, сделал два щелчка, потом, подумав, щелкнул в третий раз.
– Говорил же вам… к-ххыа… кхы… – закашлял в шарф сосед.
– Это-это-это… Простите, что снял без позволения!
Слепой фотограф сделал шаг в сторону нашей скамейки и остановился.
Моторный вагон затрясся от напряжения. Сосед сзади опять закашлялся, потом забубнил прямо в ухо:
