маленьких сербских городков по ЕС раскиданы, в основном между Луарой и верховьями Рио-Бланко, но целостной территории они не образуют. У болгар есть Варна на южном берегу, но опять-таки один город с окрестностями – это как-то на полноценный анклав не тянет.
Победив еще бутылку «Булавайо» и выслушав пару историй (умеренной интересности и забавности) из жизни конвойщиков, решаю, что есть на свете и более приятные занятия, после чего, под аккомпанемент неизбежного зубоскальства, поднимаюсь к себе в номер. Уже на последнем лестничном пролете мне приходит в голову, что стоило бы уточнить у портье насчет ключа – возможно, Элен еще не вернулась с ужина. Впрочем, беспокойство оказывается напрасным – девушка уже здесь, сидит на кровати в одной футболке и косится на меня чуть настороженными глазами. Большими и красивыми, между прочим. Вид изящной шеи и груди, соблазнительно обтянутой футболкой, как-то сам собой вызывает приток крови в… э-э… ну, куда надо, в общем. От внимания Элен этот момент не ускользает, на лице девушки проскальзывает довольная улыбка, и она уже явно намеренно принимает соблазнительную позу. Адаптировалась, значит. Вчера-то смотрела с опасением.
Присаживаюсь на табуретку, снимаю ботинки.
– Ну как, покушала?
– Да, сэр!
Хм…
– Элен, когда мы одни, можешь называть меня Витали.
Улыбается шире.
– Хорошо, Витали.
Раздевшись и почистив зубы, ложусь на кровать. Элен грациозно садится сбоку и дразняще проводит кончиками пальцев по моему животу и ниже. Чувствую себя в полной боевой готовности.
– Витали, мне минет сделать или как ты хочешь?
Блин, вот только похвалишь… Где, спрашивается, ценимые мной романтика и спонтанность? Ладно, из ниоткуда они не появятся, будем прививать.
– Как сама хочешь…
Девушка на секунду замирает в задумчивости, после чего плавно наклоняется. Хороший выбор, да. Да-а…
Самый большой город Новой Земли (по словам Майка – около полутора миллионов жителей: больше, чем в Мекке) начался совсем не впечатляюще – просто мелькающие в разрывах повсеместно сводимых джунглей деревеньки постепенно становились все ближе друг к другу, пока наконец не слились в сплошную жилую зону. Не слишком густо заселенную, это не трущобы, а вполне благополучный по африканским меркам пригород, с просторными огородами и выпасами для коз между хижинами. Пожалуй, единственное, что отличает его от аналогичных пригородов каких-нибудь Лусаки или Кампалы, – полное отсутствие проводов. По-видимому, изобилием электричества местные наслаждаются в еще меньшей степени, чем на исторической родине. В таком случае неудивительно, что у них тут города-миллионники растут – ночи здесь длинные, и делать особо нечего, кроме как плодиться и размножаться. А народу вокруг и правда полно – обычные африканские суета и многолюдье, черпающие энергию, кажется, прямиком из раскаленного солнца в бледно-голубом небе над головой и пышущей влажным жаром красной земли под ногами…
Дорога становится по мере продвижения к центру все более похожей на улицу. Среди деревянных хижин появляются каменные дома в два-три этажа, обочины уже не переходят прямиком в чьи-то огороды, а ограничены сточными канавами, за которыми начинаются огороженные заборами дворы. Второе отличие от
Местность по обе стороны Номзано-Винфреда-Мадикизела-роад (блин, черта с два выговоришь) окончательно стала похожа на город в африканском понимании этого слова, и тут дорога закончилась. Точнее, уперлась в большую круговую развязку, с вытоптанной и засиженной торговцами круглой клумбой посередине. В центре клумбы, на сплошь обклеенном рекламными постерами местного Нолливуда[33] постаменте, торчит уродливая цементная статуя мужика с гигантским телом и маленькой головой, разрывающего цепи. Что забавно, на мужике явно какая-то имитация нормального офисного костюма, а не что-то рабочее.
– Адевале, а это кому памятник?
Водитель равнодушно пожал плечами.
– Не знаю, сэр.
– А как место называется?
– Кваме-Нкрума-раундэбаут.
Понятно. Вроде бы на прижизненных фото умерший в Румынии ганский фельдмаршал выглядел посубтильнее. Ну да с «я художник, я так вижу» не
