вот когда перед ними появился нос боевого самолета-штурмовика, солдаты изрядно растерялись. А самолет пер на них. Пока он шел совсем медленно, со скоростью идущего пешком человека, но зато движение это было неотвратимо. Кто-то слабонервный нажал на курок. Очередь стегнула по стеклу пилотской кабины — но оно, разумеется, было бронированным. И уж никак не из обычного автомата было его прошибать. Тут же стали стрелять и остальные солдаты, на самолет обрушился целый свинцовый град. Но никакого вреда штурмовику этот обстрел причинить не мог — как в того же бегемота из пословицы дробью палить. Даже хуже — бегемоту от дроби хоть больно будет, а здесь и того нет.
А самолет постепенно разгонялся. Когда его нос оказался в нескольких метрах перед солдатами, те порскнули от него в разные стороны — как стая карасей от хищной морды щуки. Дальше на пути самолета были две машины — джип и легкий грузовик. В грузовике был водитель, и он успел освободить дорогу. В джипе же никого не было и он был отброшен в сторону, как пустая спичечная коробка. Чтобы остановить движение штурмовика, на его пути нужно было поставить как минимум танк — а танка не было. Самолет продолжал ускорять движение.
Сабуров следовал за Скатом. Ему было даже проще — дорога расчищена. Он только видел сквозь пуленепробиваемое стекло кабины вспышки автоматных выстрелов, перекошенные в яростных криках лица людей. Их можно было понять — чай, не машины угоняли. Но сделать они ничего не могли.
— Андрей, слышишь меня? — раздался в шлемофоне голос Ската.
— Да!
— И я тебя слышу. Отлично! Ну, я начинаю взлет, давай за мной. Только проехать тебе подальше нужно, а то еще в задницу мне влипнешь. Как понял?
— Понял хорошо.
Колеса самолета Ската оторвались от земли, он стал медленно подниматься. Андрей выждал секунд сорок и тоже плавно потянул штурвал на себя — и земля стала уходить вниз. Внизу продолжали бесноваться солдаты. Один из них, кажется, даже зацепился за самолет. Но удержаться не сумел — и хорошо. Тут не голливудский боевик, забраться внутрь и отбить штурмовик у него едва ли бы вышло.
— Назад посмотри! — снова услышал Андрей голос своего командира. — Сейчас начнется!
И началось! Бомбы, поставленные Скатом на все оставшиеся в ангаре самолеты, сработали одновременно. Строение взлетело на воздух в самом прямом смысле — крыша отделилась от стен и подскочила, подброшенная ударной волной — а точнее, ударными волнами. Спустя мгновение на месте ангара, на месте наиболее современной, боеспособной, наиболее подготовленной к войне авиатехники бушевало море огня.
— Может, и по другим ангарам вмазать? — предложил Сабуров, чувствуя нарастающий азарт. — Мы же можем! Долбануть ракетами, пока они не опомнились!
— Не стоит, — отозвался Скат. — В остальных ангарах одно старье стоит. А ракеты нам еще понадобятся — не из пулеметов же эсминцы обстреливать! Все, давай за мной! К морю!
Глава 17
До того места, где базировалась большая часть грузинского флота, в том числе и купленные у Турции эсминцы, было чуть больше шестидесяти километров. Грузинская часть Черноморского побережья невелика, кроме того, флот специально подводили поближе — видимо, в связи с готовящейся войной. Эти семьдесят километров для боевых самолетов — просто считаные минуты. На это и был расчет. Пока аэродромное начальство опомнится, пока сообщит наверх о том, как их обидели, пока сдернутые среди ночи с постели высокие шишки сообразят, что к чему — времени пройти должно немало. Да ведь никому сразу и в голову не придет, что с помощью угнанных самолетов собираются грузинский флот атаковать. Такая запредельная наглость этим и хороша — пока не случится, никто в такую возможность не поверит. Конечно, грузинское командование захочет проследить, куда полетят угнанные «птички». Возможность отследить это есть — особенно если американцы помогут со своей техникой. В том числе и космической. Но на все это нужно время, измеряющееся как минимум десятками минут! Скату с Андреем было нужно куда меньше. Они долетели до моря за шесть минут, а еще через минуту прямо перед ними оказались корабли. Даже если сейчас за ними уже следили, даже если кто-то очень умный сообразил, зачем они сюда полетели, все равно известить капитанов кораблей не успели бы. Ведь не могло быть прямой связи у того умника, который с помощью сложной техники самолеты отслеживал, с этими самыми капитанами. Вечная цепочка: один начальник, второй, третий, самый высокий, и только потом, с самого верха звонок может пойти напрямую.
А самолеты уже шли на снижение, в боевой заход. Турецкие эсминцы выделялись среди прочих кораблей, как три породистых дога, которых неведомым чудом занесло на уличную собачью свадьбу. Эти корабли были по-своему красивы — той холодной, строгой и пугающей красотой, которая присуща смертельному оружию. Но штурмовики были не хуже. Они шли вниз, в боевой заход — неопытность пилотов компенсировалась тем, что никто по ним не стрелял, не было нужды в маневрах, подлететь можно было близко. Было что-то завораживающее в этом зрелище — две рукотворные стальные птицы, летящие вперед и вниз, на фоне серо-синей мглы, уже сменившей ночной мрак. Было четыре тридцать утра.
— Я бью правый, ты средний! — Скат кричал, хотя никакой объективной необходимости в этом не было, в шлемофоне и шепот был бы прекрасно слышен. — Ну, огонь!
Они выпустили ракеты почти одновременно — две пары, потом еще две пары! Прежде чем рвануть штурвал на себя, Сабуров успел отчетливо увидеть, что первая пара ракет угодила эсминцу в бок, а вторая ударила по палубе. Он увидел вспышки взрывов, но пора было подниматься, и он рванул штурвал на себя.
Профессиональный летчик наверняка развернулся бы быстрее — у Андрея, чтобы набрать высоту, сделать разворот и снова выйти на корабль, ушло секунд сорок. Теперь у него уже не было ракет, остались только две автоматические пушки и пулеметы. Палить из них по эсминцам было не очень осмысленно, но Андрей уже не мог остановиться. Огненный град рухнул на палубу третьего корабля, на этот раз Сабуров слишком увлекся и еле успел рвануть штурвал — на какое-то мгновение ему показалось, что самолет врежется в корабль, но они все же разминулись, возможно, всего лишь на пару десятков метров.
— …слышишь меня?!! Контрактник, мать твою за ногу!!! Ты оглох, что ли?!
Скат орал так, что у Андрея чуть не лопалась барабанная перепонка, но он почему-то только сейчас осознал, что эти крики обращены к нему. Увлекся, пожалуй, первый раз в жизни его увлекла горячка боя. С другой стороны, на такой машине, как этот самолет, он тоже воевал впервые. Было в этом чувстве что-то запредельное — словно богом войны стал, с молнией в одной руке и неотразимым молотом в другой. Сладкое чувство. Но и страшное. К счастью, Андрей сумел вовремя опомниться.
— Скат, слышу тебя.
— Что ты, сукин кот, творишь?! Какого рожна по палубе бьешь?! В борт сади, ниже ватерлинии! Давай!
На этот раз с кораблей отвечали. Но, кажется, только из легкого оружия — были видны маленькие вспышки в разных местах палубы. Сабуров мог попытаться накрыть их огнем, ему очень этого хотелось, но он сумел справиться с собой и направил огонь, куда сказал Скат. Ведь цель была не убивать людей, а как можно сильнее повредить корабли. Ответный огонь, похоже, даже не зацепил штурмовик. Впрочем, хоть бы и зацепил, результат был бы тот же, что и у стрелков на аэродроме. Нет, разумеется, на эсминце было серьезное оружие, которым можно было бы ответить на такую наглую атаку. Но воспользоваться этим оружием за считаные минуты было невозможно.
— Все, следующий заход — последний! — приказал Скат. — Андрей, ты слышал меня? Подтверди прием!
— Слышал, выполняю, — лаконично ответил Сабуров.
Что значил последний заход, он знал, об этом они со Скатом еще в Абхазии договорились. Сабуров направил самолет на левый эсминец, тот, на который ракет не хватило. На этот раз он бросил самолет в очень крутое пике. С палубы палили, но внимания Андрей на это не обращал. Важно было одно — точно направить штурмовик и вовремя нажать кнопку катапультирования.
