ворсом ресничек и лепестками мембранелл вокруг ротового устьица, всасывая в себя воду, зернистую от кишащих бактерий.
Лавиния Шастри – несколько грузная, немолодая и не пытающаяся скрыть возраст женщина в расплывчатой синей ауре – сидела посреди комнаты в кресле и глядела в спину мужу тем же внимательно-спокойным взглядом, каким он сам созерцал инфузорию.
– Знаешь, о чём я сейчас подумала? – спросила Шастри. В руке она держала антикварного вида курительную трубку с нефритовым мундштуком. – Некоторые так ненавидят людей, что окружают себя животными. Но ты не любишь и животных. Для тебя они слишком человекоподобны, да? Поэтому ты предпочитаешь простейших?
– Если хочешь меня в чём-то упрекнуть, говори прямо, – ответил Янг, не поворачивая головы. – Ты же знаешь, я всегда за откровенность.
Шастри задумчиво помолчала.
– Прости. На самом деле я злюсь на себя, – произнесла она ровно и отстранённо. – Лавалле. Всё дело в ней. Это глупо, но я виню себя в её самоубийстве. – Она достала из подлокотника кресла пакетик табака, вскрыла и принялась набивать трубку.
– Думаешь, она действительно покончила с собой? – спросил Янг.
– Почти уверена. Выброситься в вакуум без скафандра… Слишком жестокая смерть. Далтон не поступил бы так с ней.
– Почему?
– Он хладнокровен, не подвержен приступам ярости, у них с Танит были хорошие личные отношения, и он не любит запугивать людей свирепыми расправами. Это не его стиль. Скорее твой. – Шастри зажгла трубку, и в комнате повеяло запахом дорогого табака с нежным яблочным привкусом. Под потолком, на панели контроллера вентиляции загорелся жёлтый индикатор.
– Опять упрёк? – Янг нахмурился, не оглядываясь на жену. Он неотрывно смотрел, как к инфузории приближается, вытягивая ложноножки и переливая себя в них, мутно-полупрозрачная амёба величиной с человеческую голову. – Ты же знаешь, я не имею отношения к этой смерти.
– Это не упрёк, это констатация факта. В данном случае ты ни при чём, но вообще убивать направо и налево – это по-твоему. Признай, из всех возможных решений ты всегда выбираешь наиболее жестокое.
– Я выбираю наиболее реалистичное.
– Гуманность не равна идеализму. Соответственно, жестокость не равна реализму. – Шастри выдохнула струю ароматного дыма. – Это ортогональные оси координат. Отождествляя их, ты впадаешь в типичное когнитивное искажение. Попросту говоря, ты безумен. Что ты так на меня смотришь? Кто-то же должен говорить тебе правду.
– Безумен, значит, – повторил Янг. Инфузория висела в воде и дрожала ресничками, не замечая, что амёба уже подобралась вплотную и начинает выпячивать в её сторону чашеобразную псевдоподию.
– И хуже чем безумен. Некомпетентен! Да-да. Ты наделал ошибок, и теперь хочешь исправить положение, уничтожив «Азатот» и Рианнон. Вместе с нашей дочерью. С наиболее близким и доверенным человеком.
– Понимаю, в тебе говорит родительский инстинкт, – кивнул Янг. – У меня он тоже есть, не сомневайся. – (Чашеобразная псевдоподия амёбы со всех сторон обволокла инфузорию. Края сомкнулись, и отверстие закрылось, сформировав фагосому. Инфузория сохраняла неподвижность. Она пока не чувствовала, что уже съедена). – Но ты же понимаешь, что «Азатот» и Рианнон – источники заразы. И что Зара, скорее всего, сама стала носителем. Мне тоже её жаль. Но это единственный вариант, как бы ты ни мечтала придумать нечто гуманное и в то же время реалистичное.
– Ты уверен, что вариант единственный? – Шастри едва заметно повысила голос. – Даже не пытался задуматься над другими? Ты не видишь слабых мест своего плана, хотя бы с точки зрения политической целесообразности?
– Целесообразности?
Сквозь полупрозрачное тело амёбы было видно, как крошечные лизосомы, будто стая мелких хищников, со всех сторон спешат к пленённой, до сих пор ничего не подозревающей инфузории. Шастри встала и заходила по комнате с трубкой в руке. Её лицо оставалось невозмутимым.
– Уничтожив Зару, ты всем покажешь, что совершил ошибку. Послал её с заданием, а она наворотила таких дел, что пришлось устранять в порядке общей зачистки. Ты признаешь свой провал. Надо ли объяснять, что это политическое самоубийство?
– А ты всё ещё думаешь о политике.
– Никогда нельзя прекращать думать о политике. Далтон это понимает. Сейчас он изображает из себя союзника, но он ни за что не упустит случая использовать против тебя твою слабость.
– Ладно, допустим, мой вариант плохой. Ты видишь альтернативы?
– Ну, поздравляю, что тебе наконец-то пришёл в голову этот вопрос.
– К делу. – (Лизосомы проникли в вакуоль с захваченной инфузорией. Вода в ней потемнела от раствора пищеварительных ферментов). – Что ты предлагаешь? Пощадить корабль и колонию? Когда их заведомо захватили аквилиане?
– Вывезти Зару с Рианнон. Ударить по астероиду только после этого. И сделать вид, что всё прошло по плану. Что Зара была и осталась твоим эмиссаром, что заражение было частью плана, что ты провёл эксперимент чтобы узнать, насколько опасны файлы Седны, и он удался. Твоя репутация безжалостного тирана укрепится, но ты ведь ей дорожишь, разве нет?