напряжение.
— …ты это серьезно? — во все горло засмеялся старлей Барханов.
Голова на мускулистой шее неспешно повернулась — на старшего лейтенанта грозно посмотрел один из десантников. Это был капитан Волков по кличке Вульф. Его внешность полностью оправдывала данное ему еще в Рязанском училище прозвище Вульф — Волк: зеленые глаза, выступающие скулы, вытянутый, как у волка, череп и жесткая пепельно-серая щетина короткостриженых волос наводили страх на младших курсантов и даже на сокурсников. Многие пугали легковерных девушек, приходивших на танцы, будто по ночам он обращается в настоящего волка и терроризирует окрестные деревни, находились и такие, кто верил в эту легенду. Но те, кто близко знал Волкова, не сомневались в том, что он добродушный — не злой, а свирепое выражение лица лишь «ошибка природы».
— Это было на самом деле, — пробасил Вульф, — я же сам из этих мест, сын охотника- промысловика.
— Так что ты там про тигра-людоеда еще соврать хотел? — спросил лейтенант Еременко.
— Можешь не верить, но когда я был мальчишкой, — продолжал свою историю капитан, — в окрестностях завелся тигр-людоед. Такими становятся те дикие кошки, которые были ранены и не могут полноценно охотиться. Тогда самой простой добычей для нее становится человек!
— Да ну, — донеслось с другого конца скамьи, — я только акул-людоедов видел, и то в кино, но чтобы тигр!
— А уж попробовав человечину хоть раз, — спокойно продолжил Вульф и широко, по-доброму улыбнулся, — тигры ни за что не станут охотиться на другую дичь, даже когда выздоравливают. Тигры, вообще, очень хитры и коварны, так что бесчинствовать и людоедствовать они могут по нескольку лет. Войдя во вкус, убивают уже не для прокорма, а для развлечения. Единственный выход — отстрел. Это даже браконьерством здесь не считается.
— А что с твоим тигром случилось? — нетерпеливо спросил Барханов. — Или он до сих пор бегает?
Капитан Волков гордо задрал подбородок, почесал громадной ладонью успевшую отрасти за несколько часов щетину.
— Отец его убил. Ему даже премию тогда дали! Сто рублей, между прочим. И шкуру разрешили себе оставить.
Отсек самолета наполнился ехидным молчанием, на лицах появились легкие ухмылки — история, рассказанная капитаном, показалась десантникам выдуманной, неправдоподобной. Все слышали много баек, но тигр-людоед и премия в сто рублей…
— Нашел кого пугать — десант! Ты, наверное, колониальных произведений Киплинга начитался, — бросил майор Лавров.
— Кого?
— Редьярд Киплинг, это который «Маугли» написал, — просветил Вульфа Лавров. — Тоже мне Шерхан нашелся! — И как бы оправдываясь, добавил: — Моя тетка в поселковой библиотеке работала, Киплингом зачитывалась.
— Тигры, наверное, во всем мире одинаковы. Вот человек и писал, что знал. Я тоже не вру, рассказываю, что слышал и видел своими глазами.
— В следующий раз что-нибудь пострашнее придумай, — произнес лейтенант Еременко.
— Ну Вульф, ну сказочник, — продолжал смеяться Барханов, — ты еще про оборотней расскажи.
— Да ну вас всех, — капитан без прежнего миролюбия посмотрел на товарищей, тема превращения человека в волка была для него запретной.
Голос пилота, вырвавшийся из динамика, сообщил, что до намеченного Лавровым квадрата предполагаемого десантирования осталось пять минут полета. Бойцы спецназа ВДВ переглянулись.
Небольшой поселок, раскинувшийся на правом берегу реки Лефу, имел вполне русское название — Веткино. Но многие населявшие его теперь жители вовсе не были похожи на славян: раскосые глаза, смуглые лица, предельно низкий рост. Китайцы уже давно облюбовали приграничные территории России, подступающие к КНР. Здесь на одного русского уже приходилось по два китайца и одному корейцу, и если бы не официальная граница, отделявшая страны друг от друга, то эта территория давно бы подчинялась Пекину. Правда, если бы провели поселковый референдум, еще неизвестно, как бы проголосовали азиаты. В России им легче было зарабатывать на жизнь, чем на родине. Половина из них, конечно же, даже не имела вида на жительство.
Местные власти закрывали глаза на прибывающих и прибывающих китайцев. За пару лет Веткино выросло — на месте старых развалюх появились двухэтажные дома, асфальт покрыл главную улицу поселка. На площади по выходным даже организовывали небольшой рынок.
Ни для кого не секрет, что каждый китаец, прибывший и сумевший закрепиться на территории чужой страны, тут же зовет своих родственников, а родных у одного китайца больше, чем у русского тараканов в квартире.
«Где китаец, там и Китай», — любят говорить в Поднебесной.
Поэтому было бы странным, если бы новые жители поселка не соорудили собственную неофициальную вертикаль власти, независимую от российской.
Пожилой китаец в пестром халате задернул занавеску. Его недавно возведенный дом стоял на отшибе, вплотную к подступавшей тайге. Просторный рабочий кабинет помрачнел. Настенные часы в виде скворечника щелкнули, в резном корпусе хлопнула дверца. Вылетевшая на выдвижной подножке кукушка пару раз пискнула и вновь скрылась в своем жилище. Китаец хмыкнул и допил апельсиновый сок.
Между указательным и большим пальцем его правой руки блеснула изысканная бензиновая зажигалка ручной работы. Он по привычке щелкнул колесиком и поднес небольшой огонек к чуть приоткрытым губам, но прикуривать не стал. Это был своего рода ритуал, испытание силы воли. Вот уже полгода, как заядлый курильщик уменьшал дневную норму сигарет на одну в месяц. И теперь вместо двадцати ему полагалось только четырнадцать. Аккуратно опустив зажигалку в оттопыренный карман халата, хозяин дома сел за письменный стол.
Как и все китайцы, Хан Вен был невысокого роста, с желтоватым, худощавым лицом. Только у него была одна маленькая особенность во внешности, которая отличала его от других соплеменников, — пухлые губы. В детстве над ним даже подшучивали, называя негром. Но по этому поводу он не комплексовал, даже наоборот — гордился, считая эту часть своего лица самой мужественной и привлекательной.
Несмотря на свои шестьдесят пять, он каждый день занимался зарядкой, постоянно поддерживая тело в отличной физической форме. Ни сутулости, ни усталости во взгляде, ни обвисших мышц на животе и руках у него и в помине не было. Но седые волосы, появившиеся несколько лет назад, выдавали его возраст.
Обычно в таком возрасте, как у Вена, у мужчин жизнь уже сложилась окончательно, и они «сбавляют обороты», пользуясь достигнутым или уходя на покой. Вен же продолжал вести энергичную жизнь, словно бы впереди у него было еще много сил и лет. Выстроенный им за последние годы бизнес не прощал отдыха и расслабления. Всюду нужно было быть первым. Другого места в жизни Вен не принимал.
Именно неустанный труд и сила воли сделали его тем, кем он стал. Теперь четыре десятка китайских огородников-нелегалов работали на него. Ни один охотник-китаец или кореец из поселка не мог сдать пушнину никому другому, кроме как Вену. Сбор и сбыт лекарственных трав, грибов и ягод тоже проходил через его руки. Два магазина из трех в Веткино принадлежали ему. Он был негласным главой поселка, его бессменным мэром.
Но все это далось ему нелегко. Еще десять лет назад он жил в Китае. В таком возрасте не каждому дано изменить свою жизнь. Но словно кто-то шепнул Вену, что надо продать все свое жалкое имущество, вытрясти из жестяной коробки все сбережения и, подкупив чиновников, перебраться в Россию. Чем он только не занимался! Работал в лесхозе, в сезон уходил с охотниками в тайгу, торговал на рынке, где потом открыл небольшое кафе. Он обнаружил в себе талант делать деньги и располагать к себе людей. Но город не был его стихией. Вен продал кафе и купил дом в поселке. Денег хватило еще и на то, чтобы сунуть взятку, — под огороды он сумел получить заброшенное колхозное поле, на котором работали менее удачливые соотечественники. Они буквально молились на работодателя Вена, хотя тот и платил им копейки, а жили они в дощатом бараке, но зато он не сдавал нелегалов властям. Бизнес расширялся, и Вен
