– Федор, если ты не перестанешь так рисковать… – построжел я, скрывая за тоном заботу.
– Буду, – упрямо насупился он.
– А если ты погибнешь, что папа, сестры и я станем делать?
– Это я к тебе пришел, а не ты ко мне! – запыхтел он возмущенно. – Это я должен тебя ругать! И вообще, я не погибну. И тебе не дам! – категорично мотнул он головой.
– Я ведь до конца не знал, жив ли ты. Верил искренне, но не знал, – прикрыл я глаза.
– У меня просто пока кровать маленькая, – засмущался Федор. – И то, что под ней обитает, тоже. Вот когда я вырасту, никто не сможет нас обидеть!
– Послушай мудрого человека, дожившего до тринадцати лет. Всегда найдется кто-то, у кого кровать будет больше, а ужас под ней – опаснее.
– Но я не хочу вас терять… – понурился он.
– Главное, не теряйся сам, – чуть сжал его руку. – Для решения остальных проблем у тебя есть старший брат.
– Ты три дня лежал без сознания, – всхлипнул Федор. – Знаешь, как страшно?
– Да мне уже поспать нельзя! – делано возмутился я, обрадованно отмечая улыбку на лице младшего. – И вообще, мы ведь справились? Значит, все хорошо.
– Так, нарушитель! – звонко взлетел к потолку голос очередной медсестры, заставив Федора вздрогнуть.
– Красивая тетенька, а где туалет? – похлопал ресницами брат, вставая.
– Ох ты моя прелесть! Заблудился? Пойдем отведу, – заворковала она, за руку уводя брата в коридор. – Вот, ботиночек не забудь.
Дверь щелкнула, закрываясь.
Впрочем, не прошло и пяти минут, как открылась снова.
– Тридцать секунд! – произнес напряженно незнакомый голос.
Я аж яблоко схватил на всякий случай и в проем нацелился. Мало ли.
Но через секунду в комнату торопливо зашел Пашка, быстро оглядел комнату и широким шагом преодолел расстояние до кровати.
– Спасибо! – схватил он левую руку, лежащую над одеялом, и энергично затряс. – Спасибо! Спасибо! Спасибо!
В его лице был океан признательности и даже намек на слезинку от избытка чувств.
– Обращайтесь, – осторожно вернул я себе руку под невольную улыбку.
– Пятнадцать секунд, – прошипел голос из коридора.
– Извини, тут охрана страшная, пришлось взятку давать, – смущенно повернулся Пашка к двери. – Вот, пока не забыл! – спохватился он и положил на простыню черное кольцо в виде паука. – Даже не знаю, как благодарить.
– Все нормально. Теперь, наверное, дома все хорошо будет? – осторожно поинтересовался я.
Если не знает про дела отца…
– Да, конечно! – расцвел он улыбкой. – Нам, правда, деньги пока не перевели, но как только – я сразу сообщу!
– Пять секунд!
– Ладно, я – бежать! – заговорщически подмигнул он. – Еще раз спасибо!
– Паша.
– А? – повернулся Пашка уже в дверях.
– А вот помнишь… Ну, эти корабли в порту, которые у вас утонули. Они сколько стоили, не знаешь? – нейтрально уточнил у него, рассматривая яблоко в руке.
– Мм, миллионов сорок каждый, наверное… – на мгновение задумался он, игнорируя мужскую руку, которая настойчиво вытаскивала его из палаты.
– Тогда, когда выигрыш делить будешь, ты из моих себе восемьдесят перекинь, хорошо? – вдумчиво принялся я поправлять край одеяла.
– Да не нужно, ты что! Ты и так для меня много сделал, – принялся он было отнекиваться, улыбаясь, а затем как-то резко замолчал и посмотрел на меня. – Максим…
– Все, юноша, время закончилось.
– Максим, – вцепился Пашка в проем двери.
– Ведите себя прилично, мы же договаривались! – дернули его уже бесцеремонно, отцепили руку и закрыли дверь.
Следующий визит был нанесен целым коллективом докторов, весьма интересовавшихся моим замечательным самочувствием и отрицательно зацокавших, стоило заговорить о том, что пора бы домой.
Находились мы, как оказалось, в гербовом оздоровительном центре Долгоруких, так что доводы «записаться на прием и прийти попозже» не срабатывали. В итоге облепили датчиками и велели изображать больного. Потом все приборы как-то разом вышли из строя, и от меня отстали. Разве что поводили по груди и спине холодным стетоскопом.
