– Море-то уже зимнее, – невольно сказала я, когда Рыжий остановился со мною рядом.
– Да, – кивнул он. – Море – зимнее. А берег – ты сама видишь…
Тван согласно фыркнул и переступил по жухлой – не побитой заморозками, а просто высохшей – траве точеными копытами. Недавние дожди скатились с хребтов гор, не напитав землю влагой. Верховые пожары кое-как притушили, и на том спасибо!
– Едем, – сказал Рыжий и потянулся было взять Твана под уздцы, но тот отпрянул и так лязгнул зубами, что сторожевой пес бы позавидовал. – Ишь, до чего грозный!
– А ты не трогай без нужды, – улыбнулась я, подхлестнув жеребца.
– Хозяйка, а ястреб твой куда подевался? – спросил он вдруг.
– Он не мой, – покачала я головой. – Куда-то улетел, а вернется ли… кто же его знает? А почему ты спросил?
– Подумал: шонгорскому вельможе показаться с такой птицей – лучше не придумаешь! Ловчие ястребы и соколы за морем стоят дорого, не всякий может позволить себе такую птицу. Иные подороже будут, чем породистые кони или охотничьи собаки… или там рабыня-златовласка.
– Дельно задумано, только Зоркий – вроде моего Твана, в руки незнакомому человеку не дастся, – вздохнула я. – А супругам шонгорских вельмож, наверно, не полагается носить на плече таких птиц?
– Да уж, – усмехнулся Рыжий. Рубец на его лице быстро подживал и, хоть мешал улыбаться очень уж широко, явно не доставлял особых неудобств. – Жаль.
– Не думаю. Рикардо мог и узнать эту птицу.
– А он видел ее прежде? Ты ведь говорила, Рикардо объявился уже после гибели твоего нареченного, а Зоркий улетел именно тогда. Я ничего не перепутал?
– Нет, но ему могли и доложить, что у Саннежи имелся ловчий ястреб. Не у многих придворных были такие, да еще чтобы слушались хозяев навроде собак… Я не помню, говорила ли тебе, что на Зоркого никогда не надевали пут и клобука?
– Не говорила, – покачал он головой. – Вот так птица… И он в самом деле слушался хозяина?
– Во всяком случае, добычу отдавал беспрекословно. И сам не срывался за каким-нибудь воробьем, если был на руке у Саннежи. Волновался, бывало, но без приказа не взлетал. Саннежи взял его из гнезда птенцом, – добавила я зачем-то. – Зоркий вырос у него на ладони.
– Удивительно, что такой ястреб не доверяет людям. Обычно у вельмож есть сокольничьи…
– Зоркий приучен только к хозяину, – вздохнула я. – Да меня вот признал. Чужому он не дастся… Рыжий, слышишь?
– Похоже, это он, – улыбнулся он и, запрокинув голову, уставился в небо, хотя многое ли можно было различить сквозь кроны сосен? – А может, и не он, другой какой-то ястреб кружит… Видишь?
– Да, вижу. – Вглядевшись, и я высмотрела темную точку в вышине. – Если это Зоркий, то он и впрямь не теряет меня из виду.
– Погоди, попробую приманить… – Рыжий вытянул из-за пазухи уже знакомую мне свистульку, примерился и с силой дунул в нее.
На этот раз звук получился совсем иным, не как в тот раз, когда он давал о себе знать Яну и остальным. На песню жаворонка это по-прежнему не походило, а вот сойти за крик ястреба могло…
И сошло ведь! Раздался ответный клич, и вскоре Зоркий свалился с небес мне на руку (опять синяков наставил, не успела я обмотать предплечье хоть чем-нибудь!), раскрыл крылья, поймал равновесие, сложил их и замер, поглядывая по сторонам.
– Интересный у тебя манок, – сказал Маррис, придержав своего коня. Видно, слышал нашу беседу.
– Это не манок, – ответил тот, рассматривая ястреба. – Ты езжай, езжай, втроем на этой тропинке тесно.
Маррис мрачно покосился на него, но ослушаться не решился.
– Может, мы поладим, а, птица? – негромко проговорил Рыжий, глядя на Зоркого в упор. Мне показалось, смотрят они похоже – пристально, не мигая. – Командовать тобой я не смогу, да мне это и не нужно. Просто помоги немного нашей госпоже, а потом лети на все четыре стороны, куда крылья понесут. Сам ведь чуешь: неладно дело, некуда податься, заворачивает назад, хоть ты разбейся!
Зоркий протяжно крикнул и нахохлился, переступив на моей руке. Держать его, не скрою, было тяжело, весил ястреб порядочно.
– Ну же, Зоркий, – попросила я, посмотрев в круглые золотые глаза. – В память о твоем хозяине… ну? Помнишь, какого роскошного фазана ты нам добыл? Вся охота украсила шапки его перьями, кроме Саннежи – он до самого снега ходил с непокрытой головой. Ну так что ж, мне достались два самых красивых перышка…
Ястреб вдруг распахнул крылья – оперение вспыхнуло медью в лучах утреннего солнца – и тяжело перелетел на плечо Рыжего. Тот даже покачнулся в седле, не ожидал, видимо, что птица окажется настолько увесистой.
– Спасибо, друг пернатый, – серьезно сказал он, повернув голову к Зоркому. Клюв ястреба оказался в опасной близости от глаз Рыжего, но тот и не подумал отшатнуться, напротив, подставил щеку, и Зоркий неохотно потерся о нее клювом. – Спасибо… Потерпи уж. Скоро будешь свободен. Все мы будем свободны…
– О чем ты? – спросила я, когда Зоркий снова взмыл в небо.
