обтягивает все-все, вплоть до волоска, в оранжевых контактных точках, и самая яркая точка – как мне тогда представилось – светится на самом кончике, ну вы понимаете чего.
Маркиза восхищенно прошептала: «Аватар!» и уставилась именно туда, на эту точку. Я мгновенно вспотел от неловкости, воскликнул: «Я сейчас!» – и побежал переодеваться.
Мое бунгало, конечно, не предел совершенства и роскоши. Но кое-чем я могу гордиться. Например, грамотно обустроенная кухня, первое дело для потомственного повара. Гостиная с комплексом синтеза мебели. А вот прихожая, стилизованная под XX век, с настоящей деревянной вешалкой, досталась от бабушки. Я купил вакуумную чистку для ботинок и оставил все как было.
Но соседям этот антураж понравился. «Гламурненько», – одобрила Маркиза, оглядывая могучее развесистое сооружение.
– Двадцатый век, поди, – авторитетно произнес Вечно Толстый, трогая пальцем деревянный крючок. – Новодел.
Две Пятки усмехнулся и сунул ногу в вакуумную чистку.
А вот к гостиной они отнеслись настороженно. Глядя, как прямо из пола поднимаются, обрастая фактурой и цветом, диван и два кресла, Маркиза сказала:
– Синтетика. Фу. Не люблю пластмассу.
Я обиделся за свой синтезатор, остановил программу и задал новые параметры. Диван изменил очертания. Его ножки изогнулись в форме буквы «S» и покрылись тяжелой позолотой. Подлокотники поднялись, свернулись в мягкий валик, а спинка приняла мягкие волнистые очертания. Сверху я налепил позолоченный резной гребень с гербом СССР (на фоне земного шара скрещенные серп и молот в венке из колосьев, если кто не знает) и покрыл всю эту красоту декоративным шелковым полотном, характерным для стиля «барокко»: темно-зеленые полосы на розовом фоне с узором из фруктов и мелких птичек. В программе для кресел поставил метку «гарнитур», только гербы убрал со спинок.
– Прелестно, – сказал Вечно Толстый, плюхаясь на диван, изрядно просевший под его телом. Две Пятки устроился рядом. Маркиза подошла к креслу и ткнула кулаком в сиденье.
– Офонареть! Он еще и мягкий.
Я закончил выращивать стол, и Маркиза тут же положила на него свой сверток.
– Мы тебе пирог принесли, – объявила она. – Только он немножко подгорел и его лучше горячим поедать. Где у тебя можно разогреть?
– На кухне, – я показал в сторону мембраны, прикрывавшей дверной проем. – Руки моют здесь.
Я провел ее в ванную комнату, достал там из шкафчика две одноразовых шапочки, халат, бахиллы и перчатки и протянул девушке.
– Серьезный подход, – уважительно сказала Маркиза, натягивая халат.
Мы вошли в мою святая святых. Я развернул пирог, понюхал. М-да. За такое творчество у нас из колледжа выгоняли с запретом на профессию. Вряд ли это можно спасти, но примитивную коррекцию стоит сделать.
– Слушай, наверное, надо срезать горелую корку, молочком размочить, а сверху маслицем смазать, – скомандовала Маркиза. – Яичко можно еще взбить, с мучкой размешать. Давай я помогу.
– Не стоит.
Я посадил Маркизу на высокий барный стульчик и сунул ей в руки бокал с фруктовым коктейлем.
Затем поставил пирог в молекулярную печку и включил режим анализа.
Молекулярной кухней я заинтересовался еще в школе и, смею надеяться, достиг определенных успехов. В последнем классе лицея я выиграл Межмосковскую олимпиаду. А на первом курсе колледжа стал дипломантом конкурса «Молекулярное кафе» памяти Ильи Варшавского. Надо было создать гармоничное блюдо, состоящее из вкусовых элементов соленых огурцов, селедки, взбитых сливок и малинового джема. Большинство участников пыталось создать десерт, сводя к минимуму участие селедки и огурцов, а я главным компонентом выбрал селедку, структурировав все это под мучное изделие с хрустящей корочкой. Комиссия очень смеялась…
– У тебя тут что? Пульт управления космическим аппаратом? – поинтересовалась Маркиза, наблюдая за моими действиями.
– Просто кухня. Ничего лишнего.
Анализатор звякнул и вывел данные на панель. Спектрограмма вполне ожидаемо меня не порадовала, но восстановлению это изделие домашней кулинарии поддавалось. Я не стал спрашивать Маркизу, что внутри пирога – анализатор показывал большое количество углеводов и клетчатки, характерное для фруктовых начинок. Поэтому я решил, что не лишним будет покрыть все это сверху глазурью. Внес изменения в стандартную программу коррекции и запустил процесс.
Молекулярная печка замерцала индикаторами, на панели замелькали графики и полосы. Маркиза завороженно наблюдала за процессом. «Коррекция закончена», – сообщила печка.
Я открыл дверцу и достал пирог. Пахнуло хорошо пропеченным тестом, ванилью и сложной смесью душистых специй.
На Маркизу больно было смотреть.
