расползался желто-зеленый склизкий мох. Под спиной что-то зашуршало, и в мозгу ошарашенного следователя стрельнуло ужасом: змея! Одним прыжком он вскочил и прижался к противно холодной стенке.
Никакая не змея. Просто сухая ветка треснула под его тяжестью.
Ерохин вытер со лба холодный пот и оценил обстановку.
Он был в колодце. Судя по всему, очень старом и, на его счастье, много лет заброшенном. Когда-то закидали его землей, потом сверху падали листья с дубов, листья прели, на них ложились новые – и так до тех пор, пока сюда не свалился следователь Ерохин.
Глубокое недоумение по поводу того, кто осмелился проделывать такие штуки со следователем прокуратуры, Василь Сергеич засунул подальше. Сейчас нужно было понять, как выбираться отсюда.
«А ведь дела мои не так уж хороши», – понял Ерохин, когда первая волна эйфории прошла. Поначалу ему показалось, что все неплохо: руки-ноги- позвоночник целы, до края колодца рукой подать, а если он сам и не выберется, то Гнатюк пойдет искать шефа и рано или поздно наткнется на него.
Но вскоре Василь Сергеич более здраво оценил обстановку.
До края колодца было полтора человеческих роста, однако преодолеть их самостоятельно он был не в силах. Ерохин трижды подступался к стенам, пытаясь карабкаться – и трижды срывался. Вроде и падать невысоко, но когда в спине что-то гнусно хрустит, задумаешься, прежде чем повторять попытку. И потом, есть шанс, что Гнатюк, не дождавшись шефа, вернется в город. Телефон у Ерохина не то выпал, не то вытащили нападавшие. К тому времени, когда начнутся серьезные поиски, он просидит тут не меньше суток.
И пиджак стырили, суки!
Воды нет. Еды нет. Ночью заморозки. Уже сейчас промозглая стылость ползет по ногам и подбирается к пояснице. А если те, кто запихнул его сюда, додумаются подбросить улики в другое место (например, пиджак оставят на берегу Оки), то никто и не сунется в эту дубраву. Будут исследовать дно реки, пока Ерохин тихо подыхает в неглубоком засыпанном колодце, вот что обиднее всего! А когда найдут его, решат, что сам свалился сюда по глупости. Несчастный случай! И останется он в памяти всего отдела как старый идиот, погибший нелепой смертью.
От этой мысли Ерохин прямо-таки рассвирепел. Руки-ноги растопырил, укрепил себя в положении распорки прямо над кучей листьев – и давай понемногу ладони и ступни вверх передвигать…
Только надолго его не хватило. Подогнулась одна нога – и брякнулся Василь Сергеич обратно, как мешок навоза с телеги. Даже выругался матерно с досады, чего давно себе не позволял. «Ну так меня и в колодцы давненько не зашвыривали…»
Ерохин сел в углу, обхватил себя руками. Как-то очень быстро холод проник до самых костей и словно заполнил их изнутри. Страшно представить, каково тут будет ночью.
– Ах ты старый пень! – обругал себя Ерохин. – Давай, ползи! Выбирайся отсюда!
И пополз, куда деваться. На этот раз вышло лучше – почти половину пути преодолел Василь Сергеич, прежде чем какой-то шум наверху заставил его вскинуть голову – и от этого простого движения весь его организм словно судорогой свело. Ерохин завопил и снова полетел вниз.
Подождал, тяжело дыша. Никто не появился. Значит, не добивать его пришли. А раз так, поехали снова.
Василь Сергеич поднялся, закусив губу, и принялся карабкаться по стене, раскорячившись подобно крабу.
И ведь получилось! Ну, почти получилось. У самого верха, когда совсем чуть-чуть оставалось до высохшей на солнце доски в глубоких трещинах, Ерохин ощутил предательскую дрожь в коленях и почувствовал, что сейчас свалится капитально. Откуда-то пришло к нему понимание, что на этот раз ушибами не отделаться. «Позвоночник сломаю», – с ужасом, который он тщетно пытался заглушить, подумал следователь. Представилось ему, как он лежит на дне колодца с переломанным хребтом, как долго мучительно умирает, и от этого жуткого видения остатки сил покинули Василь Сергеича окончательно.
Но за миг до того, как его дрожащие пальцы разжались, кто-то схватил его за шкирку и рванул наверх, к теплу, воздуху и жизни. Словно ангелы вознесли Ерохина к себе.
Следователь тяжело перевалился через край колодца и шмякнулся на землю.
– Ты что ж, мил-человек, другого прохладного места не нашел? – прогудели над ним.
Василь Сергеич перекатился на спину и попробовал сесть, но тело не слушалось. Спаситель протянул ему руку и помог подняться.
– Скинули меня туда, – стуча зубами, ответил Ерохин, нервно оглядываясь и еще не до конца поверив, что помощь пришла так быстро.
– Нету здесь никого, нету, – успокоил мужик, правильно поняв его беспокойство. – Да в эту дубраву отродясь никто не ходит, кроме чужаков. Тут клещей полно. Дубы же!
Он обвел рукой лес. Ерохин взглянул на него пристальнее.
Здоровенный, загорелый докрасна, голубоглазый. Лицо умное, насмешливое, в ранних морщинах. На голове какая-то странная сетчатая конструкция, а за ухом проводок торчит… «Глухой»!
– Ты пасечник! – догадался Василь Сергеич.
– Он самый. Илья!
