6
– Вы – молодец, – вместо приветствия сообщил Григорьич. – Держите удар.
– Благодарю, – слегка растерялся Олег Евгеньевич, особых ударов пока не ощущавший. – Если откровенно, я не в восторге от Университета Мундиальной культуры. Соня не слишком представляла, чему и для чего собирается учиться, просто увязалась за подругой.
– Вы не возражали? – удивился «дикобраз».
– Не думал, что их примут, ведь это заведение не для… То есть для…
– Для, черт ее бей, элиты, – подсказал Аркадий Филиппович. – Но девочки поступили.
– Наследство Спадниковых, – зачем-то объяснил Олег Евгеньевич, – причем во всех смыслах. Про Серебрякову даже Соловаго знает.
– Про чужие картины он знает не «даже», – фыркнул «дикобраз». – Странно, что прошла и Мария, но мы не о том говорим.
– Именно, – ушел от обсуждения собственных проблем Шульцов, – у нас осмотр места происшествия или как там у вас выражаются?
– И это тоже, но сперва позвольте пару советов. Во-первых никаких разговоров с доброжелателями, кроме нас с Аркадием, а во-вторых… Есть один журналист, парень даже не с тараканами, со скорпионами, но своих героев из виду не выпускает. Пару лет назад он по просьбе… одних моих знакомых занялся Соловаго, в результате красавец остался без особняка на Петергофском шоссе. Ректор Сониного университета на этой сковородке тоже покорячилась, так что серый волк для семерых козлят у нас в кармане. Адвокат, если что, тоже найдется. С очень личной симпатией к Агриппе.
– Спасибо, если потребуется, воспользуюсь обязательно. А сетку-то сняли…
Отреставрированная арка роковой не казалась, но открывшийся взору мозаичный Достоевский мог бы выглядеть не столь помятым. Под портретом начиналась мощеная дорожка, тянувшаяся сквозь анфиладу узких дворов, утыканных поганкообразными фонарями. Картину дополняли недурные граффити, матерые двери с домофонами и умудрившиеся припарковаться машины. В марках убежденный пешеход Шульцов разбирался скверно, но не оценить вдохновенное коровье лицо с фермерского фургончика не мог.
– Меня всегда поражало, – признался историк, – что на мясных лавках изображают радость поедаемых. Счастливая собака или кошка куда уместней.
– Обман совести, – предположил Григорьич. – Куры и свиньи счастливы, значит, их можно смело есть, ведь они только этого и ждали. Насильники часто так оправдываются… А вот и «Старикан».
Заведение было воистину достоевским – крутую, уводящую в подвал лестницу украшали глазуновские иллюстрации, а при входе на самом виду возлежал здоровенный – впору Ричарду Львиное Сердце – топор. И все равно Шульцову на язык упорно лез старик Козлодоев. Возможно, потому, что рядом с топором ждал формальный владелец ресторана, немолодой, лысо-бородатый и при этом спортивный.
– Не понимаю, – удивился Олег Евгеньевич, – ведь Карамазова убивали иначе.
– Вы правы, – непонятно чему обрадовался бородач, – но массовое сознание связывает Достоевского именно с топором. Пресс-папье, даже окровавленное, не произведет нужного эффекта.
– Тогда почему не «Раскольников», а «Карамазов»?
– Хотелось избежать ассоциаций с неприятной большинству школьной программой. Кроме того, «Карамазов» звучит благороднее. Вы ведь обещанный эксперт?
– Видимо, – пробормотал изнывавший от хоть и не школьной, но противной ассоциации Шульцов. – Не знаю, смогу ли я быть полезен…
– Сможете, сможете… – заверил Григорьич. – Идемте, осмотрим залы.
Осмотрели. Шульцов узнал много неожиданного о дореволюционной орфографии, и не только.
– Захоти я стать большевиком, – признавался часом позже историк, – я б не вылезал из подобных заведений, они отлично стимулируют классовую вражду. Но по моей части ничего примечательного.
– Я так и думал… Пройдемся-ка по окрестностям. У самого ресторана встают три машины, не больше, остальные – на стоянке, платной, но с карамазовцев денег не берут. За стоянкой ведется видеонаблюдение, за ресторанным двором – тоже, а между ними – глухо. Впрочем, шпана здесь не резвится, объяснили в свое время…
– На Обводный дворами пройти можно? – попытался ухватить мелькнувшую мысль Шульцов.
– Можно, причем разными дорогами. Раньше имелся проход чуть ли не до Лиговки, потом пару дворов закрыли. Вы что-то надумали?
– Сам не знаю, но пропавшие могли куда-то свернуть, хотя вы наверняка проверяли.
– Проверяли. Мне помехи эти покоя не дают, странные они какие-то… Больше других буянит камера на набережной, но пропаданцы туда не добирались, а на стоянке и у ресторана волны по экрану пробегут – и все. Давайте обойдем все, раз уж пришли…
