— Для Валмона — нет, для меня — да. Вы не верили в успех восстания и хотели спасти повисшее на вашей шее дурачье?
— А вы? — Эпинэ едва не прикрыл ладонями глаза, но сейчас это было бы неуместно. При таких разговорах взгляд не прячут.
— Не верил. И при этом не смог бросить наше в самом деле оскорбленное в лучших чувствах дурачье. Чтобы я это сделал, понадобилась очень дурно пахнущая победа. Очень надеюсь, вы ее не ждали.
— Не ждал.
— Значит, вы рассчитывали на Валмона?
— На Алву, — признался Робер, — хотя думаю, Валмон тоже знал.
— О чем?
— Алва и Савиньяк не желали отдавать Надор Манрикам, а Эпинэ — Колиньярам. Савиньяк через мою мать предложил мне вернуться, я узнал об этом уже в замке, а дальше как с горы понеслось… И все же я надеялся, что Ворон всех нас вытащит.
— Жаль, вы держали это в тайне от Флоримона… От Шуэза. Тогда он не пошел бы на крайности.
— Он и не пошел. — Открыл бы Никола Гаржиаку правду? Наверняка! Маленький генерал не просто признался кардиналу в том, что не давало ему покоя, он велел рассказать… — В меня стрелял Карваль. Он как-то догадался, что я не собираюсь создавать Великую Эпинэ, и счел предателем. Как и Шуэза. Потом Никола многое понял.
— Не он один, — вздохнул Гаржиак. — Стригущий лишай омерзителен, но, в отличие от чумы, не смертелен. Мараны — лишай. Карваль решил от него избавиться при помощи топора, семь лет назад я был не лучше.
— Вы были лучше год назад. Будет что-то срочное, пошлите в Капуль, я буду там.
— Когда вас ждать назад? — деловито уточнил Гаржиак.
— Завтра, — бросил Робер и понял, что ведет себя по-свински. — Вы не представляете, Констанс, как я вам благодарен.
— Я тоже. Вы дали нам всем возможность… вернуться в Талиг и при этом не сдаться.
— Не я, сестра. И Валмон с Савиньяками, хотя первым был Алва. Он отпустил меня в Сагранне, а теперь мне кажется, что в Ренквахе он нас тоже отпускал.
— Это неприятно для нашего самолюбия, но слишком похоже на правду. Спасибо за откровенность, Монсеньор. Никогда не был сторонником объяснений, однако есть вещи, которые лучше знать, а теперь загадайте желание.
— Какое? Зачем?
— Мое имя Констанс, вы едете к Констансу.
— Ах да… Хорошо, загадал.
Пусть Марианна будет в Капуле! Нет, это слишком, это невозможно, но пусть барон получит от нее письмо… Уж для этого-то никаких чудес не требуется!
Сперва Робер не задумывался о том, как Коко выбрался из Олларии вместе с пусть и небольшим, но караваном, потом вспомнил про «висельников» и Салига-Салигана. Новоиспеченный дукс друзьям по-своему предан, и баронесса это знает, они почти наверняка встретились, а барон еще более наверняка состоит с Салиганом в переписке, не бросит же он свою коллекцию на произвол судьбы! Коко должен сообщить маркизу о выполнении поручения, а тот расскажет Марианне, что ее глупый маршал выбрался из ловушки. Салиган — вор и шпион, но не бесчувственная дубина, будь иначе, он бы не вернул цепь Никола…
Когда за еще густыми каштанами показался кокетливый флюгер-морискилла, Робер почти уверился, что его ждет, самое малое, переданный на словах привет. О том, что хозяина не окажется дома, Эпинэ не подумал, а его не оказалось. Незнакомый пожилой домоправитель со сдержанным достоинством сообщил, что господин барон в отъезде, но легкий ужин будет подан не позднее, чем через час, камин же в Ящеричной гостиной разожгут незамедлительно.
Робер оглянулся на свой эскорт — не то чтобы чрезмерный, но значительный. Домоправитель понял это по-своему и объяснил, что Капуль с радостью примет и людей, и лошадей. Это все и решило — гнать на ночь глядя уставший отряд к Гаржиаку смысла не имело. Велев неизменному Дювье устраиваться, Эпинэ проследовал за юным слугой, судя по носу и родинке на щеке, внуком домоправителя.
Ящеричная гостиная была выдержана в зеленых тонах. Разумеется, она уступала столичным залам, но рука Коко ощущалась и здесь. На небольшом возвышении томно скучали музыкальные инструменты, малахитовые занавеси удерживались черными шнурами, а с каминной полки глядели игривые ящерицы с подсвечниками, вырастающими из бронзовых шипастых спин. Еще одна ящерица обитала в камине среди пылающего огня. Знакомо пахло горьковатыми багряноземельскими смолами.
— А где Эвро? — спросил Эпинэ у занявшегося сервировкой слуги. — Левретка…
— У хозяйки, — откликнулся тот, сосредоточенно ровняя ножи и вилки.
— Что?! Что ты сказал?
— У хозяйки песик, — растерянно повторил парнишка. — В Уточках…
